|
- Руссо любит много-много, - погордилась она, комкая слова.
- Во-о, - загудел он, опрокинув стакан. - Сразу чувствуешь... обжигающее тепло!
Сумерки сгущались рано. Пора бы ложиться спать. И тут вдруг Степан
забеспокоился: а где же ему спать, где? Не ляжет же он вместе с Лючией.
Наверное, она посчитает непристойным. Во всяком случае, Степан убеждал себя,
несмотря на соблазн, держаться в рамках приличия и ни в коем случае не
переступать границы дозволенного, если... если не будет на то ее желания.
Ее заигрывание с ним, да и это докучливое слово "момент" откровенно сердили
Степана. "Что они, все женщины, недотрожистые, что ли? Сбиты на одну колодку...
"
По природе южанки темпераментны, - видимо, не была исключением и Лючия. Вот она
подложила дров в камин, присела возле, начала сушить мокрые волосы,
поворачивалась и так и сяк. А тем временем Бусыгин ходил из угла в угол комнаты
как неприкаянный, удерживая себя от желания подойти к ней, чтобы не распалять
чувства.
Лючия потрогала просохшие волосы, зашла в спальню, смазала чем-то лицо,
подушилась, потом зажгла свечку в медном подсвечнике... Некоторое время в
спальне длилась тишина, и - неожиданно зовущий оклик:
- Степано, давай!
- Чего тебе подать? - небрежно грубоватым голосом спросил Степан и шагнул в
спальню. Лючия стояла на кровати в широченном ночном платье и казалась в нем
огромной белой лилией. Волосы свисали с плеч, закрывали глаза, все лицо, и
Лючия, не стыдясь, рукой откинула их назад. Вот она повернулась и раз, и другой,
будто красуясь перед русским парнем.
- Бене!..* Лублю тебья! - воскликнула она.
И Степан, захлестнутый волнением счастья, не успел и подумать, как эта лилия
потянулась к нему и упала в его руки...
_______________
* Б е н е - прелестно (итал.).
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Горы давали пристанище и защиту тем, кого в чем-либо подозревали и преследовали
фашисты - свои и немецкие. Подобно орлам, гнездившимся в скалах, жили в горах
партизаны. Сюда неизведанными тропами стекались итальянцы со своим скарбом,
порой с женами и детьми, и Альдо, завидев семьи, по привычке хлопал себя по
щекам и говорил:
- Куда мне вас девать? Мы же принимаем тех, кто может носить оружие. А вот они,
- переводил он жалостливый взгляд на детей и женщин, - куда их девать?
- Альдо, - умолял хозяин семьи, - поймите: я, значит, должен уйти в горы. А
семья? А дети? Придут фашисты и - никого ведь не оставят. Поймите...
- Понимаю, - отвечал Альдо, разводя руками. - Но осень же, в горах, сам знаешь,
дуют ветры, дожди, мокро, холодно, а у нас ни теплых убежищ, ни уюта... Нет
запасов хлеба.
- Переживем, Альдо, - уговаривал тот. - У нас есть в скарбе кукуруза, макароны,
перед самой поездкой забили кабана... Найдется и вино... Синьора, вынь флягу,
надо товарища Альдо угостить и его вот друга... - и он посмотрел с некоторой
опаской на рядом стоящего огромного детину.
- Это русский товарищ, - представил Альдо.
- О пресвятая дева! О благословение России, которая бьет тиранов и спасает
людей, всех нас. Да синьора, чего копаешься... Давай же вина и сала, я не могу
не выпить за русского друга.
- Успеется, - остановил его Альдо. - Устраивай детей вон в тот полосатый шатер,
потом придешь на беседу.
И так - каждый день. Идут люди, едут по крутым тропам на ишаках, навьюченных
пожитками и снедью.
Альдо знал: с мужчинами проще, они все-таки неприхотливы. А вот как быть с
женщинами, с детьми и чем кормить разросшийся табор, если нет запаса продуктов.
|
|