|
спустила с окон жалюзи и раскрыла ставни.
Бусыгин подивился уюту комнат, а Лючия, словно извиняясь перед русским гостем,
поморщилась, сказав нечто вроде: "Ах, ах, какой беспорядок!" - и принялась
наводить чистоту. Она протирала от пыли сервант, шкаф, тумбочки, столы, убегала
на кухню, несла оттуда в тазу воду, плескала на пол, мыла, чистила... И все в
ее руках спорилось, играло.
Неотступно Степан вышагивал за ней следом, покрякивая от удовольствия и не зная,
чем бы заняться. И Лючия это поняла, вдруг обратилась:
- Степано, камин...
Он передернул плечами, не разобрав, что от него требуется, и Лючия взяла его за
руку, вывела на веранду, где лежали поленья и сухая щепа. Он набрал в охапку
дров и скорее по мимике Лючии узнал, куда нести, где этот камин.
Они вошли в зал, Лючия указала на глубокую выемку с решетчатой перегородкой в
печи, облицованной бордовой керамикой. Степан, пристыдясь, что раньше не понял,
чего от него хотят, начал укладывать поленья, разжигать лучину. Скоро занялся
огонь, облизывая пламенем дрова. А тем временем Лючия уже хлопотала на кухне,
готовила макароны, приправы к ним, разные соусы, жарила, парила, точно готовясь
принять массу гостей. "Не хотел бы я кутерьмы", - посетовал Степан. В душе он
уже не рад был, что приехал сюда, на виллу, - и ей, Лючии, не доставил бы
хлопот, и ему было бы проще находиться в доме папаши Черви. Лючия с
необыкновенным проворством продолжала готовить. Велев Степану покараулить,
чтобы не подгорели макароны, она сбегала в погреб, устроенный во дворе, под
навесом, вынесла оттуда соленые помидоры, маслины, кисти винограда и графин
вина. Увидев графин в ее руке, Степан похвалил:
- Ну и Лючия!.. Прелесть Лючия!.. Мне бы такую жену, я бы не тужил и горя не
видел... А что за помеха? - расхаживая по комнате, говорил он самому себе. -
Кончится вот эта военная кутерьма - женюсь. Согласится ли ее отец устроить нашу
помолвку? Не согласится, самочинно увезу. А вот загвоздка - привыкнет ли она?
Ведь обычаев наших не знает, да и люты у нас холода. Ничего, отогрею...
Свыкнется.
Между тем Лючия, словно бы играючи, расхаживала по комнатам. Ей показалось, что
длинные распущенные волосы мешают, и она связала их узлом. Вот она зашла в
спальную комнату, порылась в гардеробе, вынула оттуда нательное белье и
махровые полотенца, затем из другого шкафа достала мужскую рубашку с запонками,
клетчатые брюки и такой же клетчатый пиджак.
- Фасон, фасон. Розарио, - показывала она на мужскую одежду, и Степан догадался,
что вещи принадлежат ее отцу, синьору Розарио.
Лючия дала примерить пиджак - коротковат и узок в плечах, но все же натянул на
себя - вроде прилично сидит, хотя клетчатые пиджаки и брюки Степан никогда не
носил, и они были для него непривычны. Пока он примерял, Лючия зашла в ванную,
подложила полешек в бачок, разожгла.
- Ты... тебя... купать... Понимаешь? - вернувшись, сказала она.
- Понимаю, - кивнул Степан, покраснев до ушей. - Но где у вас баня?
- Что есть баня? А-а, баня. Вода, вода, - и она указала на ванную, где
нагревался бак.
Бусыгин подумал, что на дворе пока не холодно и можно еще искупаться в речке,
через которую они проходили по перекатам. И, не желая утруждать Лючию лишними
хлопотами, Степан, как мог, объяснил, что пойдет мыться на речку.
- Момент, - сказала она и собрала в сумку белье, положила вафельное полотенце,
кусочек мыла. Вскинув сумку на плечо и насвистывая, Степан зашагал вниз к реке.
Купался в свое удовольствие, долго, и, когда оделся, откуда ни возьмись, из
кустов появилась Лючия. Она, оказывается, успела помыться у себя в ванне и
сейчас торопилась к нему. На ней были широкие пижамные штаны, вязаный свитер,
на голове полотенце.
Сбежала Лючия к Степану и совсем запросто коснулась его щек губами. От нее
веяло свежестью, духами. Степан хотел было удержать возле себя ее, но она
отпрянула, погрозила указательным пальцем:
- Момент, момент!
Они вернулись на виллу. Сели за стол друг против друга. Стол уже был сервирован,
в маленьких бокальчиках на длинных ножках лучилось янтарное вино. Степану
скоро надоело пить из бокальчика, и он попросил наливать ему в стакан:
|
|