грудь нараспашку, заявив: "Нам пора пожинать жатву. Сейчас настало время для 
того, чтобы уплатить цену за эту жатву..." 

Сталин настороженно слушал. "Пора пожинать жатву... Жатву... А кто собирается 
пожинать?" - шептали его губы. Темпераментный по характеру, он не раз порывался 
прервать Черчилля и только усилием воли сдерживал себя. "Нельзя. Нельзя вносить 
разлад. Надо подчиняться не чувству, а разуму и, насколько возможно, быть 
терпеливее". 

Но терпения не хватало. 

Можно было бы спросить, как долго господин Черчилль намерен толочь в ступе воду,
 ведь в конце-концов, как говорят сородичи-грузины, из кувшина может вытечь то, 
что в нем есть. Но Сталин этого не сказал. С величайшим терпением он слушал 
Черчилля, который отдавал предпочтение операции на побережье Средиземного моря, 
то бишь по захвату Балкан. И когда красноречие английского премьера иссякло, 
Сталин спросил: 

- Сколько времени мы намерены оставаться в Тегеране? 

Казалось бы, вопрос праздный: ведь заранее оговорено, что конференция будет 
длиться четыре, от силы пять дней. Сталин еще в переписке предупреждал, что не 
может надолго отлучаться из Москвы, что его ждут срочные дела по руководству 
фронтами, - и вдруг такой вопрос. Черчилль пожал плечами и ответил, 
сочувственно поглядывая на Рузвельта: 

- Я готов не есть, пока директивы не будут разработаны. 

- Речь идет о том, когда мы намерены закончить нашу конференцию, - не уступая, 
продолжал Сталин. 

Вмешался улыбчивый Рузвельт: 

- Я готов находиться в Тегеране до тех пор, пока в Тегеране будет находиться 
маршал Сталин. 

- Если будет необходимо, то я готов навсегда остаться в Тегеране, ответил 
Черчилль под общий хохот зала. 

Конечно, Черчилль погорячился. Но Сталин, будто желая подбросить в костер дров, 
спросил, глядя на Черчилля: 

- Русские хотят знать дату начала операции "Оверлорд", чтобы подготовить свой 
удар по немцам. 

Вопрос обескуражил Черчилля, и он замялся. 

Сталин не сводил упрямого и жесткого взгляда с Черчилля. И тот понял, что 
маршал ждет, молчать нельзя, надо отвечать. "А что я могу обещать ему?" - 
подумал Черчилль, неопределенно разведя пухлыми ладонями, и сказал столь же 
неопределенно, как и подумал: 

- Что касается сроков операции "Оверлорд", то мы могли бы договориться передать 
этот вопрос на расследование в военной комиссии... 

- Мы не требуем никакого расследования, - с поспешностью отрубил Сталин и затем,
 усилием воли заставив себя не волноваться, медленно, врастяжку проговорил: - 
Мы можем решить эти вопросы сами, ибо мы больше имеем прав, чем военная 
комиссия... - Поведя колючими глазами в сторону Черчилля, добавил внятно: - 
Если можно задать неосторожный вопрос, то я хотел бы узнать у англичан, верят 
ли они в операцию "Оверлорд", или они просто говорят о ней для того, чтобы 
успокоить русских. 

- Мы очень голодны сейчас, - нашелся как унять остроту разногласий Рузвельт. - 
Поэтому я предложил бы прервать наше заседание, чтобы присутствовать на том 
обеде, которым нас сегодня угощает маршал Сталин. 

"Осторожен... Послал мне бог дружбу с ним", - заулыбался Черчилль и пошевелил, 
не глядя, пальцами у нагрудного кармана, чтобы вынуть носовой платок, вовсе 
забыв, что надел военный мундир. Вытер ладонями пот с лица, как бы разглаживая 
лоб от усталости. 

Сталин поднялся, приглашая на званый обед. 

Стол был накрыт в небольшой гостиной, примыкавшей к залу заседаний. 

Русские искони отличались хлебосольством, а принимавший гостей советский лидер 
сдобрил застолье еще и кавказскими яствами. 

Стол ломился от закусок, много было напитков - кавказские сухие вина