перемежались с русской водкой, марочными коньяками. Между приборами были 
разбросаны красные гвоздики. 

Прежде чем приступить к еде, Рузвельт взял в руку гвоздику, вертел ею перед 
глазами, то и дело принимаясь нюхать. Черчилль не притронулся к гвоздикам, даже 
отстранил одну, которая топорщилась перед его глазами рубиновой бахромою. 

"Почему они все красные?" - сверлило у него в мозгу. 

Подняли бокалы. Сталин произнес короткий тост за здоровье гостей. 

- И за ваше здоровье, маршал Сталин! - не удержался улыбающийся Рузвельт. 

Гости высоко оценили кавказские вина. Рузвельт сказал, что в Калифорнии не так 
давно начали производить сухие вина и что поэтому было бы хорошо там, на родной 
земле, испробовать некоторые кавказские сорта винограда. Сталин поддержал эту 
просьбу, но заметил, что не все кавказские сорта могут прижиться. Он поведал о 
капризном сорте "хванчкара": какие усилия ни прилагают, чтобы распространить 
этот виноград по всей Грузии, удачи редко где достигают, все дело в 
особенностях почвы, климата. 

Пробовали "советское шампанское". Ничего не скажешь: приятно и охлаждает. 

А тем временем Черчилль горячил себя коньяком. Перебив Рузвельта, что-то 
говорившего о закупке "советского шампанского", Черчилль сказал, что отныне он 
не расстанется с кавказским коньяком, и просил сразу же закупить для себя 
столько, сколько может продать советский премьер. 

Разговор незаметно перешел на темы чисто гастрономические. Рузвельт 
заинтересовался кавказской кухней, и тут Сталин, к удивлению присутствующих, 
проявил себя тонким ее знатоком. Он напомнил, что во время прошлого завтрака 
Рузвельту особенно понравилась лососина, и добавил, улыбаясь в усы: 

- Я распорядился, чтобы сюда доставили одну рыбку, и хочу вам ее теперь 
презентовать, господин президент. 

- Это чудесно! - воскликнул Рузвельт. - Очень тронут вашим вниманием. Мне даже 
неловко, что, похвалив лососину, я невольно причинил вам беспокойство. 

- Никакого беспокойства, - ответил Сталин. - Напротив, мне было приятно сделать 
это для вас. 

Сталин попросил переводчика пройти в соседнюю комнату и распорядиться, чтобы 
внесли сюда рыбу, которую сегодня доставили самолетом. 

Переводчик вернулся к столу. Рузвельт говорил в это время о том, что после 
войны откроются широкие возможности для развития экономических отношений между 
Соединенными Штатами и Советским Союзом. 

- Конечно, - говорил президент, - война нанесла России огромные разрушения. Вам,
 маршал Сталин, предстоят большие восстановительные работы. И тут Соединенные 
Штаты с их экономическим потенциалом могут оказать вашей стране существенную 
помощь. 

- Очень признателен вам, господин президент, - ответил Сталин. - Наш народ 
терпит большие лишения. Вам трудно себе представить разрушения на территории, 
где побывал враг. Ущерб, причиненный войной, огромен, и мы, естественно, 
приветствуем помощь такой богатой страны, как Соединенные Штаты, если, конечно, 
она будет сопровождаться приемлемыми условиями. 

- Я уверен, что нам удастся договориться. Во всяком случае, я лично позабочусь 
об этом, - заверил Рузвельт. 

В это время в комнату вошел офицер охраны и спросил, можно ли внести посылку. 
Кивнув ему, Сталин сказал Рузвельту, добродушно улыбаясь: 

- Сейчас принесут рыбку. 

Распахнулась дверь. Через проход в комнату протискивались четверо рослых парней 
в военной форме. Они несли на специальной перекладине огромную рыбину, голова 
которой уже была в зале, а хвост еще болтался за порогом. Все восхищенно 
уставились на чудо-рыбу, некоторые даже повставали. Лосося поднесли ближе к 
Рузвельту, и он любовался диковинной рыбой. 

Повара-филиппинцы, замыкавшие процессию, спрашивали с помощью своего 
переводчика наших кулинаров, тут же записывали в блокноты, видимо, советы по 
приготовлению лососины. 

Подрагивающую рыбину уносили, а президент не сводил с нее глаз и улыбался, 
цокая от восхищения языком.