Альдо доверительно шепнул Бусыгину, что листовки отпечатала и разбросала Лючия..
. 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ 

Были дни жаркого лета. Колос к колосу вровень, как солдаты в колоннах, стояли 
ржаные хлеба. Из края в край раздольно простирались курские и орловские зреющие 
нивы. 

Опалыми тенями крались по земле тучи - по полям, через дороги, перелесками. В 
реках и озерах тучи отражались бездонно-глубоко и в разорванном обличии. 

Дозревающие хлеба ждали покоса. Ждали, томясь в безветрии и от зноя прямого 
солнца. 

По произволу военной стихии место хлебороба-хозяина заняли пришлые завоеватели. 
И разгорелся иной покос. Покос огнем и металлом. 

Война не делала запрета ни разору, ни уничтожению. Она косила подчистую. Чем 
больше сожжено и убито, тем лучше плоды нашествия. 

Есть ли справедливость на земле? Она, земля-матушка, выметывала из своей 
ухоженной утробы ржаные колосья. И косить довелось враждующим сторонам не хлеба,
 а солдат, молодых, зрелых, налитых жизнью, - и тысячами. 

Собранной силой двигались на военный покос немецко-фашистские колонны. 
Железными клиньями с двух сторон, чтобы побить и уничтожить все живое и неживое 
на гигантском выступе, прозванном Курской дугою. Уничтожить и пойти дальше, 
вглубь. 

Поля Жизни защищал от иноземного пришельца советский Солдат. Ленинский человек 
с ружьем. Армия ратных людей - рабочих и прирожденных хлеборобов, людей 
интеллигентного труда - сменила оружие созидания на оружие уничтожения. Борясь, 
они вершили праведный суд и само Возмездие. 

Сила силу ломит. А силы были несметные. 

С той, фашистской, стороны на поля сражений выдвигались пятьдесят дивизий. 
Девятьсот тысяч солдат и офицеров изготовились к решающему штурму, до десяти 
тысяч орудий и минометов стояло на позициях, чтобы отрыгнуть смертоносные 
снаряды, две тысячи семьсот танков - и в их числе сотни мощных "пантер" и 
"тигров" - по приказу своих генералов ринутся на штурм железными буйволами. И в 
небе станет тесно: свыше двух тысяч самолетов зависнут над полями сражений. 

И солдаты и техника ждали своего часа, чтобы наступать. 

Другая, советская сторона задалась целью перемолоть на этих рубежах войска 
неприятеля. 

Советское Верховное командование, избрав на лето сорок третьего стратегию 
железной обороны с последующим переходом в решительное контрнаступление, 
готовилось к тому, чтобы на Курском выступе задержать и разгромить неутолившего 
жажду крови пришельца. Два фронта - Центральный и Воронежский - принимали на 
себя главную тяжесть борьбы. Войска обоих фронтов были полны сил и решимости 
сорвать вражье наступление и на этих рубежах учинить гибельное для неприятеля 
побоище. 

Сдается, не ведал хваленый и заносчивый враг, что здесь, на Курском выступе, 
против него сосредоточено огромное количество войск - семьдесят шесть дивизий. 
На театре двух наших фронтов размещалось свыше одного миллиона трехсот тысяч 
солдат и офицеров, до двадцати тысяч орудий и минометов, три тысячи пятьсот 
танков и самоходных орудий и две тысячи шестьсот пятьдесят самолетов. 
Превосходство как в живой силе, так и в технике разящее. И советские солдаты, 
роя окопы и траншеи, укрепляя оборонительные рубежи, клялись - умереть за 
Отечество, но не пропустить врага! 

Вызревала великая жатва... 

* * * 

В канун грозы под Курском, зная, что она вот-вот разразится крупным немецким 
наступлением, сюда выехали заместитель Верховного главнокомандующего Жуков и 
начальник генштаба Василевский. Как правило, в таких случаях высокое начальство 
сопровождала целая группа офицеров. 

В эту оперативную группу был включен и полковник Демин. И хотя жена его, Елена 
Михайловна, жившая в Москве, серьезно болела, Илья Данилович сам напросился в 
поездку, почитая это за честь. 

Демин был той рабочей лошадкой, которая, если взвалить на нее любой груз, будет