- Жизнь наша полна опасностей, но мы, антифашисты, не боимся умереть, - 
переводила Феррари молодая синьорита. - Главное, мы ненавидим фашизм и знаем 
цель борьбы. - Он тут же вынул пистолет, но поколебался, кому из русских 
передать его, чтобы не обидеть. Пришлось бросать жребий: оружие досталось 
Бусыгину. 

Беря пистолет, Бусыгин загудел басом: 

- Нам, Феррари, не привыкать носить оружие. Колошматим на своей территории 
фашистов, теперь испробуем и у вас, в Италии. 

Они обнялись, хлопая друг друга по спинам. Бусыгин посочувствовал: 

- Однако ж, худ ты, Феррари. Наверное, жена плохо кормит. 

- Жена? - недоуменно скосил глаза Феррари в сторону улыбающейся Лючии, и та 
пояснила ему. 

- О, нет! Жена кормит по горло, - рассмеялся Феррари. - От природы такой... 

Время поторапливало. Феррари собирается увезти на велосипеде Данилу. 

- Мне поручено переправить вас к партизанам. Эвива ла Руссия! восклицает 
Феррари, и они уезжают вдвоем. 

На другой день, на рассвете, зовут вниз Бусыгина. На площадке двора, залитого 
солнцем, его поджидал с велосипедом парень. Роста невысокого, дочерна загорелый,
 открытый большой лоб и умные глаза, в которых проглядывает решимость. 
Представился: Альдо Черви, коммунист-подпольщик. Похвалился, что самостоятельно 
изучает русский язык - язык Ленина... Не мешкая, он садится первым и предлагает 
место сзади на седле. В тот момент, когда Бусыгин садился, кто-то тронул его за 
рукав. Бусыгин оглянулся: Лючия подала ему свою широкополую соломенную шляпу, 
при этом показав на солнце - жарко, мол, вон как палит! 

Бусыгин поклонился, но шляпу не хотел брать. Вмешался хозяин синьор Розарио. 
Отказываться стало совсем неудобно, пришлось надевать. 

Здоровый, широкий в кости, Бусыгин еле взобрался на осевший под ним велосипед. 

- Друг, синьор... - заговорил Бусыгин. - Давай я буду править. А ты садись 
сзади и указывай мне дорогу. 

Альдо понял, чего от него хочет русский товарищ, но пересесть ни в какую не 
согласился. Видимо, и у него были свои соображения на этот счет. С гравийной 
дороги, обсаженной белой акацией, свернули на узкую тропу, шедшую через поля; 
зеленела еще не дозрелая, но уже с белеющими крупными початками кукуруза. 
Местами виднелись фермы, выкрашенные по-разному коричневой, светло-оранжевой 
краской или просто серой, похожей на выжженную и побелевшую от солнца полевую 
дорогу. 

В конце аллеи пирамидальных тополей показался белокаменный дом с балконами и 
причудливыми надстройками-мансардами, и Альдо сказал: "Помещик!" Он произнес 
это слово презрительно, и Бусыгин по тону сразу догадался, что с таким богатым 
соседом Альдо живет не в ладах, и проговорил: 

- Мы у себя в России давно прогнали этих паразитов. 

- Понимаю, Руссия! - обрадованно воскликнул Альдо. 

Двор, куда они приехали, мало чем отличался от других крестьянских дворов, 
расположенных в Ломбардской низменности. 

Дом папаши Черви был сложен из камня; большая арка делила его надвое - половина 
была отведена под жилье и винный погреб, другая - под сеновал и скотные дворы. 
Неподалеку от дома - пшеничное поле, участок кукурузы и виноградник. 

И хотя дом был просторный, двухэтажный, но жильцов в нем оказалось, как пчел в 
сотах, - одних сыновей у папаши Черви семеро, четыре снохи да внуки. 

Старший сын Альдо представил всему дому русского Бусыгина. Что-то пытался 
растолковать старику, но тот махнул рукой, дескать, все понятно и без слов... 
Папаша Альчиде Черви оглядел Бусыгина, придирчиво щурясь, потрогал за плечи, 
пытаясь наклонить к земле своей, еще в силе, рукою, не наклонил, потом постучал 
кулаком в грудь и наконец провозгласил одно-единственное слово: 

- Руссия! 

Бусыгин подивился выходке старика, невольно теряясь в мнении о нем. Тощий, с 
повисшими, как черпаки, руками, с лицом, на которое жара и горные ветры