собеседника уже заинтересованно. 

В это время в комнату постучали, негромко, совсем тихо. Адам пригласил войти, и 
в дверях появилась девушка в белом переднике и в чопорно взбитом кокошнике. В 
руках она держала поднос - предложила кофе с ломтиками сухой колбасы и печенье 
в коробке. 

Вильгельм Пик пытался с ней заговорить на немецком языке, но она непонимающе 
повела плечами и, поставив на-край стола поднос, проворно полезла в карман за 
разговорником. 

- Не беспокойтесь, не беспокойтесь, - заговорил по-русски Пик и спросил, как ее 
зовут, и где она живет, и есть ли у нее родители... 

Она ответила: 

- Господина, как вас уж величать-то... все интересует, да сказать ничего не 
имеем, окромя горя. - И поспешно заключила: - Да боюсь, не поймете. Помню, еще 
батька говорил: чужая беда не болит... 

- Какое же у вас горе? 

Девушка беззвучно шевелила губами, тужась произнести, и наконец выдавила: 

- Батька мой... взятый на войну... В сорок втором, в мае месяце около Харькова..
. полег. Похоронку прислали. 

Фельдмаршал Паулюс, услышав знакомое название города, где воевала его армия, 
уставился на девушку остановившимися глазами, нахмурился. 

- И вы теперь с кем же? Мать, братья есть? - допытывался Вильгельм Пик. 

- На маминых руках пятеро малышей, окромя меня, я-то уж взрослая, могу и сама 
прокормиться. - Она повременила и, как показалось, гневно добавила, косясь на 
фельдмаршала, на его серебряный мундир: - И зачем войну затевал? Окромя бед, от 
нее, проклятой, ничего не жди... Вот и он сидит сейчас, пленный, и тоже клянет 
теперь... 

- Кого? 

- Войну и небось самого себя... Извините меня, - и девушка, скорбно поджав губы,
 удалилась из комнаты. 

- Видите, еще одна трагедия, - заговорил Вильгельм Пик поникшим, совсем 
печальным голосом. - И несмотря на это, девушка нас обслуживает. Откуда ей 
ведать, кто мы, знает только, что немцы, воевали и, значит, убивали таких, как 
ее отец. Разрушили мир войною... 

Черный кофе остывал, никто к чашкам не притрагивался. 

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 

На другой день с утра встреча возобновилась. 

То и дело полковник Адам порывался встать и уйти - думалось, что сейчас 
начнется сугубо доверительный разговор и ему неудобно, просто неприлично 
оставаться. Но всякий раз Вильгельм Пик взглядом давал понять, что Адам вовсе 
не мешает, пусть слушает вместе со своим командующим. Более того, сам Адам 
чувствовал, что ему необходимо остаться, чтобы многое понять и извлечь для 
самого себя. 

В комнату, как всегда без стука, вошел генерал Артур Шмидт. Его рабочая блуза и 
руки, заляпанные землею, вовсе не выдавали в нем былого начальника штаба армии. 


Он попеременно смотрел то на фельдмаршала Паулюса, то на Вильгельма Пика, о 
присутствии которого уже пронюхал, и проговорил с присущей ему злобой: 

- Знаю, вы замышляете тут, как разбить Германию, похоронить ее. Но это от вас 
не зависит! Германские войска воевали и будут воевать, несмотря на потерю 6-й 
армии. Это, господа, еще не поражение великого рейха, так что успокойтесь. - 
Артур Шмидт покинул комнату. 

Вильгельм Пик был поражен его наглостью, некоторое время молчал и, встав, 
спросил, глядя на фельдмаршал" в упор: 

- Он всегда такой... рьяный нацист? 

Паулюс промолчал. За него ответил с усмешкой Адам: