- Непочтительными стали мы. Надо было их приветствовать, - пожалел первый. 

- Зачем? Разве что по случаю прибытия в плен? - усмехнулся бас. - По их вине я 
разлучен со своей Гертрудой. Будь неладны! 

Солдаты взвалили котел на плечи и понесли дальше. 

Проходя мимо барака, Адам увидел на двери плакат, написанный по-немецки, в нем 
говорилось, что гитлеры приходят и уходят, а народ немецкий остается... 

Дивясь, Адам похмыкал носом. От глаз генерала Шмидта тоже не ускользнули эти 
слова плаката. Он поморщился и отвернулся. 

Паулюс шел понуро, сгорбясь. Лицо его, скуластое, обтянутое желтоватой, будто 
высохшей, кожей, как бы даже удлинилось от худобы. 

Сначала пленных привели в баню, они мылись долго и тщательно. После дезинфекции 
всем вернули мундиры, брюки, шинели, плащи, высокие с тугими голенищами сапоги. 
Даже награды оставили: Рыцарские кресты с дубовыми листьями, Железные кресты, 
медали за походы. На мундире Шмидта как висел, так и остался нацистский 
партийный значок, и это смутило генерала, он тотчас снял его и спрятал. 

Распределили по комнатам. Паулюсу отвели отдельную, Шмидта и Адама поселили 
вдвоем. 

В первые дни и недели плена надо было ко многому привыкнуть и от многих 
привычек освободиться. Жизнь таила в себе неизвестность, беспокоила своим 
будущим. 

Паулюс часами простаивал у окна или сидел у стола в одиночестве, терзаясь 
мыслями и отягощенный бременем заключения. Думалось плохо. В голове не 
переставало шуметь от недавнего грохота, перед глазами разрозненно стояли 
картины сражений - всплески огня, падающие здания, дымные пожарища, пепельный 
снег и трупы, трупы... Сколько же мертвых - и своих и чужих! Лежали навалом... 
Паулюс хмурился, силясь избавиться от этих кошмарных видений, и не мог. Мрачные 
видения пугали. Ночью он откровенно побаивался спать с погашенным светом. 
Стоило темноте поглотить комнату, как отовсюду к нему протягивались гневные 
руки кричащих матерей, даже слышались их голоса: "Кровавый Паулюс, что ты 
наделал, ты отнял у нас сыновей и покрыл чужие поля кровью. Убийца!" 

Паулюс вскакивал, ходил нервно по комнате, начинал мысленно казнить себя 
допросами. И отовсюду, как призраки, тянулись к нему угрожающие кулаки матерей, 
виделись их остервенелые глаза. 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 

Потребовался не один месяц, чтобы как-то унялись вконец расшатанные нервы, 
поутихли ночные кошмары. 

Жизнь в лагере постепенно входила в свою колею. Мирились с неудобствами 
ограничений, свыкались даже с мыслью о плене. Одни утешались одиночеством, лежа 
и, в дневное время на койках, пробавлялись бездельем и едою, которая, к 
удивлению пленных, была сытной, и ни о чем не хотели думать; другие же, как 
темпераментный генерал фон Зейдлиц, полковник Адам да и сам фельдмаршал Паулюс, 
совсем не хотели влачить животное существование. После ада последней битвы и 
потрясений, испытанных там, в пылающем городе, сознание не давало покоя, взывая 
к совести, к беспощадно честному осмыслению личной жизни и того пути, который 
привел их к тяжкому крушению. Надо было разобраться во всем, чтобы найти выход 
из тупика. Но кто в этом мог помочь и нуждались ли они, опытные, поседевшие 
немецкие генералы и офицеры, в чьих-то подсказках и нравоучениях? 

Губительная война шла, и она уносила и еще унесет многие и многие тысячи людей. 
Но что же делать? Сидеть сложа руки и взирать, как на фронте гибнут их же 
соотечественники? Найдется ли сила понять и трезво оценить происходящее, кто 
поможет избавиться от кошмара войны, развеять пелену роковых заблуждений? 

Месяца через два фельдмаршала Паулюса и генералов перевели в другое место и 
разместили под сводами крепости-монастыря города Суздаля. Причину переезда не 
знали, да никто из генералов и не смел об этом допытываться, поскольку плен 
есть плен. 

На новом месте было, однако, не хуже. Пленные оставались вольны находить для 
себя кое-какие развлечения: в лагере была богатая библиотека с литературой на 
немецком языке. Можно развлечься музыкой, живописью, были свои столярные 
мастерские, под окнами отведены участки земли для огорода... 

Лагерь навещали гости. 

Однажды произошла встреча, неожиданная и удивительная по своей значимости. В 
лагерь к немецким военнопленным обещал приехать немецкий коммунист Вильгельм