знала, давно по этому офицеру сохла. Так что прав был полковник... Так тебе 
Иван Мартынович нужен? Я его мигом отыщу! - И Тоня стала названивать, вызывая 
то "Фиалку", то "Сатурн", то еще какой-то мудреный позывной, пока не напала на 
"Уран", где и оказался начальник политотдела. 

Через час, не более, завидев из-за приоткрытого полога брезента подъезжавшего 
на белом коне всадника, Тоня сказала, что это едет Гребенников. 

- Ни у кого другого такого коня нет, - уверяла она и первой выскочила наружу, 
следом за ней семенила Верочка. 

- Иди, иди к нему. Если надо, пусти слезу... У него сердце до просьб отзывчивое,
 мягкое - пойдет на уступки... А касаемо работы, только ко мне, - она, чмокнув 
Верочку в щеку, подтолкнула ее, и та совсем смело шагнула навстречу человеку, 
который гарцевал на коне, слегка подпрыгивая в седле. 

- Иван Мартынович, я к вам... Здравствуйте! - с этими словами Верочка забежала 
наперед лошади, которую резко придержал в поводу Гребенников. Он тотчас 
спрыгнул с седла, привязал коня за повод, к деревцу и поспешил к девушке, 
протягивая ей руки: 

- Ну, здравствуйте, как вы там устроились? 

- Спасибо, ничего, - ответила Верочка. - Надеюсь, скоро Алексей поправится, я 
только не знаю, где самой мне придется служить. Вы обещали определить. 

- Обещал, да вот кем? - Гребенников замолк, невольно испытывая затруднение. 

Выручила сама Верочка: 

- Я подружилась с Тоней, вашей связисткой, и она к себе в напарницы зовет. 

- Что ж, это идея, - согласился полковник. - Я пере: дам, чтобы вас зачислили в 
штат подразделения связи. Только пусть вас Тоня Набокова подучит... знать 
морзянку, рацией владеть. Какой еще отменной связисткой станете! 

Верочка заулыбалась, польщенная, а через минуту и опечалилась, когда полковник 
заговорил о Кострове. 

- Я о вашем Алексее справлялся... Знаю, тяжело, но надо крепиться... 

"К чему это он? - обеспокоенно подумала Верочка. - Я ничего не знаю, а он - 
тяжело... И крепиться советует". 

Встревоженно думал и Гребенников: "Неужели ей неведомо о его инвалидности?" 
Иван Мартынович испытующе поглядел Вере в глаза, ничего, кроме недоумения, не 
угадал в них. "Нет, не знает, не догадывается. И не скажу, - подумал он. - 
Позже сама узнает и решит. Ей решать, им обоим..." 

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 

Жизнь под Москвой, в лагере Красногорска, куда поселили фельдмаршала Паулюса и 
генералов 6-й армии, поначалу казалась смутной, тревожащей чем-то неизвестным, 
роковым. 

Убывали дни, недели, а пленным вспоминалось недалекое прошлое. Прежде чем 
очутиться здесь, в лагере, довелось им испытать искушение судьбы в дороге. 

Из штаба фронта командующего Фридриха Паулюса и подчиненных ему генералов 
повезли в грузовиках куда-то в заснеженную, продуваемую ледяными ветрами степь. 
Еще когда забирались в машину, начальник штаба генерал Шмидт, пропуская впереди 
себя адъютанта командующего армией полковника Адама, толкнул его в бок своим 
громадным и будто мерзлым чемоданом. Толкнул нарочито нагло. И эта выходка не 
удивила полковника Адама: недаром же генерала Шмидта звали в армии злым духом. 

- Герр генерал, поосторожнее. Вы должны понимать, где находитесь... заметил ему 
Адам, неизвестно на что намекая. 

- Забирайтесь, не мешкайте! - зашипел Шмидт. - Что я вам говорил, болваны! Не 
послушались... Жить хотели? Сейчас вывезут в глухое поле и тихо, чтоб никто не 
знал, - пулю в лоб! 

Адам посмотрел на Шмидта в упор, увидел в глазах его смятение и растерянность. 
Часто моргающие глаза у генерала слезились, брови заиндевели, оттого он 
выглядел особенно жалким, хотя и оставался по-прежнему злым. 

Переметенной снегом, разбитой дорогой их действительно привезли на пустырь. 
Хмурились сумерки, когда автомашины подъехали к железнодорожному полотну и 
остановились у желтой будки путевого обходчика. Было приказано выйти из машин и 
взять с собой вещи. С час, не больше, пленным пришлось топтаться на снегу,