вооруженное восстание. 

- Товарищ Димитров не говорил, когда оно начнется? 

- Точной дат не было указано, но вспыхнет с подходом Красной Армии. 

Толбухин почувствовал, что маршал утомлен, и оставил его наедине со своими 
размышлениями. Сам же Жуков, разохотясь, не хотел молчать и вновь заговорил, 
повернувшись к собеседнику лицом: 

- Болгарин он великий, много перенесший во время фашистского судилища. 
Революционер до мозга костей... И за ним пойдет... поднимется народ на 
восстание. А мы, военные, должны знать свою задачу, преждевременно не зачехлять 
оружие... 

- Понимаю, Георгий Константинович, - согласился Толбухин и добавил: Только, 
думаю, сбудутся заверения Димитрова, он слов на ветер не бросает. 

Они приехали в Южную Добруджу и сразу попали на наблюдательный пункт, 
размещенный невдалеке от границои неудравшие корабли в варненской бухте. Надо блокировать порты и не 
выпустить ни одного корабля! - Махнул рукой в дверь генералу Судецу: - А вы 
потерпите... Чтобы ни одного вылета не было над территорией Болгарии! И 
артиллерийской подготовки не будет. Пушки загремят тогда, когда раздадутся 
выстрелы с той стороны, - уже негромко, словно самому себе, проговорил Толбухин.
 

Проснулся Жуков, из комнаты вышел свежим, побритым. 

Навстречу ему шагнул Шмелев: 

- Товарищ Маршал Советского Союза, разрешите доложить? 

- Докладывайте... - проговорил Жуков и пристально вгляделся в лицо, заулыбался 
крупно, притягательно. Шмелев почувствовал, как напряжение вдруг спало, сразу 
ответил на его зовущую улыбку: 

- Мы с вами не раз встречались, товарищ маршал. 

- Помню-помню, - закивал Жуков и, как давнего знакомого, пригласил его к себе в 
комнату. 

Вид у Шмелева был усталый, изморенный, и, прежде чем заговорить, маршал усадил 
его на стул, сам же не сел, обошел вокруг стула, оглядел генерала со спины. 
Гимнастерка у него сзади под лопатками была мокрая, а в сухих местах покрыта 
белесой пылью. 

- Горбом дюжим? - располагающе спросил маршал. 

- Достается, Георгий Константинович. Пыль - не продыхнуть, адово пекло... И - 
марши, марши... - кивал головой Шмелев. - Но я, товарищ маршал, не о себе 
пекусь. Со мною вот майор, с рукой у него, того... - и он ладонью провел себе 
выше локтя, давая понять, что руки нет, чем озадачил маршала. - Отсечена, - 
рухнул одним-единственным словом Шмелев. Но я по настоянию самого майора 
Кострова оставляю его в войсках и хочу перевести в оперотдел штаба армии. 

На лице маршала ни один мускул не дрогнул. Он молча выслушал, как это случилось.
 

- Где он теперь, наш Костров? - маршал так и сказал, делая ударение на слове 
"наш", чем как бы подчеркивал и свою личную причастность к его судьбе. 

- В приемной со мной сидел. 

- Зовите. Кстати, пригласите и командующего. 

Первым вошел командующий Толбухин. А Костров повременил, прежде чем переступить 
порог. 

- Слушайте, комфронта, - неожиданно строго загудел маршал Жуков. Вам 
докладывали относительно майора без руки? 

- Докладывали. А как поступить - на ваше согласие... 

- Волынить в таком деле нельзя. И какое может быть согласие мое или чье-то 
другое? Как решит, так и поступим, - продолжал Жуков. - Ведь он же подвиг 
самообладания вершит. Инвалид, остался в молодые годы без руки, и не ушел с 
поля боя, воюет, и... - голос его дрогнул, сорвался, и маршал отвернулся. 

Казалось, в суровых глазах маршала проступили слезы. Жуков на минуту смолк и не 
заметил, как вошел Костров и в смиренной позе остановился у двери. И когда 
Жуков обернулся и увидел его, Костров доложил: 

-