- Отчего же, пусть садится. Я тут не хозяин, - заметил Костров. 

Маленького человека звали Цыбой. Он помыл руки, лицо и, не надевая рубашки, 
подсел к столу, начал сосредоточенно есть, а жена ушла в комнатушку и уже не 
выходила оттуда, лишь поминутно выглядывала, будто ожидая чего-то недоброго. 

- Воюете? - только и спросил обладатель маленького живота. 

- Воюю, - ответил Костров и в свою очередь сухо спросил: - А вы? 

- Работаю в ремонтной мастерской. 

- В армии были? 

Промолчал, будто ненароком шумно зачавкал. Опустив голову и насупясь, уминал 
картошку. После еды встал, убрал за собой посуду и, взяв брошенный у порога 
ватник, ушел. 

Кострову ничего не оставалось, как прилечь в большой комнате на отведенный ему 
диван. "Ну и бирюк", - подумал о странном хозяине дома Костров. Раза два 
прошлепала по полу старая мать, как и раньше, молчаливая и неприкаянная... В 
комнате стыла тишина, и очень скоро Костров заснул, хотя время было непозднее. 

Ночью он был разбужен громкой перебранкой, доносившейся из смежной 
комнаты-закутка. Маленький человечек, видимо, откуда-то вернулся и площадно 
ругался, жена изредка отвечала тоже бранью. Дочка плакала, приговаривая: 

- Мам, мамочка, не надо. Я боюсь... 

"Что у них происходит? Спать не дают", - сердился Костров, укрывшись с головой, 
чтобы не слышать-перебранки, но заснуть долго не мог. 

Проснувшись, он не застал хозяина. Лишь Кира, усталая, с глазами, красными от 
бессонницы и заплаканными, вышла из комнаты, предложила покушать. Костров 
спешил на службу в батальон, попросил, если можно, чаю. 

- Чего вы не поладили? - поинтересовался Костров. 

- А-а, и не спрашивайте, - махнула рукой Кира. - Просто стыдно говорить... Это 
же муж... Законненький!.. Навел немецких катов на мою мать... 

Вечером повторилось, как и прошлой ночью: скрип двери, животик на пороге, 
ватник и еще какая-то ветошь, брошенные у входа, молчание во время еды и, 
наконец, перебранка в маленькой комнате, разделенной фанерной перегородкой. 
Ложась спать, Костров пытался окриком унять этого скандалиста. Не помогло. Было 
досадно и обидно. 

Цыба ушел чуть свет. 

- Ублюдок, ублюдок! - заголосила утром Кира. - Мучаюсь, сил моих нет. О себе не 
пекусь, ребенка пугает... Может калекой стать, как вон и моя мать... 

- Но что за причина? - не удержался Костров, который не мог переносить муки 
женщины и ребенка. 

- Я терпеть не могу этого Цыбу, вот этими руками задушила бы! потрясла она в 
воздухе сжатым кулаком. - И управы на него нет... В сорок первом призвали его 
на войну. Пошел, как все... Немец подходил к городу. Эвакуироваться с ребенком 
я не смогла. Вошел немец в город. Жутко стало. Мы больше в погребе отсиживались.
 В потемках. Думаем, воюет где-то Цыба... Какой-то надеждой тешим себя. 
Освободит. Однажды ночью стучит кто-то в окно, мы перепугались. И вдруг голос 
знакомый меня зовет по, имени. "Муж?" - у меня аж ноги подломились. Думаю, 
раненый приполз к окну и просит укрыться. Выбегаю, а он целехонек, вламывается 
в ватнике в дом, садится за стол и довольным голосом говорит: "Сохранился, 
Кира". Поначалу скрывал, каким образом удалось ему бежать... Теперь уже не от 
немцев, а своих, от родной армии. Выпытываю - молчит, как пень. Через неделю 
подался Цыба в город, кишащий немцами. Я пыталась удержать, ведь могут сцапать 
и прикончить. Помню, оттолкнул он меня и говорит: "Ничего ты в жизни не 
понимаешь. Надо уметь лавировать". Ждать-пождать, все глаза проглядела. К 
вечеру заявляется, достает из-за пазухи портрет. И чей вы думаете? У меня аж в 
глазах потемнело, как увидела на портрете образину с челкой на лбу. Повесил 
Цыба своего Гитлера в переднем углу и наказывает: "Молиться надо. Посмей мне 
тронуть хоть, пальцем, заживо сгною в гестапо". У меня ноги подкосились, весь 
день била лихорадка. Это муж мой в услужение немецким катам пошел, боже мой!.. 
Сил моих не было переносить такой позор, не могла я жить в комнате, хотела 
сорвать образину с челкой... А Цыба придет со службы, скинет одежду, гладит 
животик, стоит перед Гитлером и говорит: "Цыба знает себе цену. Знает, кого 
выбирать в покровители". Достанет бутылку шнапса и пьет за здоровье Гитлера и 
процветание нового порядка.