Да как же тут не волноваться! За обедом и после обеда меня неотступно терзал 
неразрешенный вопрос: по какому поводу вызывали к самому Верховному? 

Вечерело, когда мы с Ф. Е. Боковым подъехали к Кремлю. Проверив пропуска, 
охрана пропустила нашу машину, мягко подкатившую к подъезду здания, в котором 
находился кабинет Верховного Главнокомандующего. 

В приемной нас встретил человек среднего роста с усталым, озабоченным лицом. 
Это был А. Н. Поскребышев. Он официально поздоровался со мной и молча начал 
собирать в папку разложенные на столе документы, потом, взглянув на Ф. Е. 
Бокова, сказал: 

- Вы можете возвращаться в Генштаб, а мы с товарищем Ротмистровым поедем на 
моей машине. 

Уже стемнело. По опустевшему Арбату машина с включенными фарами мчалась к 
Бородинскому мосту, а затем, миновав окраину Москвы, повернула к лесному 
массиву. Вскоре дорога уперлась в ворота, которые тут же раскрылись, и мы 
подъехали к небольшому двухэтажному особняку. Это была так называемая "ближняя" 
дача И. В. Сталина. 

Я не без трепета вошел в вестибюль. 

- Раздевайтесь и проходите в эту комнату, - показал рукой Поскребышев. 

Я снял шинель, мельком оглядел себя в стоявшем рядом трюмо и тихонько приоткрыл 
дверь, полагая, что она ведет в приемную. Однако за дверью почти столкнулся со 
Сталиным. Не успел еще открыть рта, чтобы представиться, как Верховный протянул 
руку. 

- Здравствуйте, товарищ Ротмистров, - проговорил он приглушенным голосом с 
заметным кавказским акцентом и жестом пригласил садиться. 

Я подошел к указанному стулу у небольшого стола, но сесть не решался. Сталин 
заметил это и, улыбнувшись в седеющие усы, сказал: 

- Садитесь, садитесь, не стесняйтесь... А мне полезно немного поразмяться... 

Пришлось сесть. 

- Как у вас дела в корпусе? Всем ли вы обеспечены?-" спросил Сталин, 
прохаживаясь по комнате. 

Я доложил, что все идет нормально, корпус готов к новым боям. Вот только 
малочисленность штаба и недостаток средств радиосвязи могут осложнить 
управление частями в бою. 

- А вы кому-нибудь говорили об этом? 

- Да, докладывал товарищу Федоренко. 

Верховный с минуту помолчал и снова заговорил, чеканя каждую фразу: 

- Я читал ваши статьи в "Правде" и "Красной звезде". Это хорошо, что вы 
делитесь боевым опытом, учите своих танкистов, как надо воевать, анализируете 
минувшие бои и высказываете свои взгляды о принципах применения крупных 
танковых соединений{30}. - Верховный подошел, пристально посмотрел на меня и 
вдруг перешел на другую тему: - Русский солдат всегда славился необычайной 
выносливостью, храбростью и отвагой. Суворов называл своих солдат 
чудо-богатырями. Он же говорил: "Русские прусских всегда бивали". Наш 
красноармеец еще сильнее старого русского солдата, поскольку защищает свою, 
народную власть, свое, Советское Отечество. И в этом я убедился еще в годы 
гражданской войны. - Сталин опустился в кресло и продолжал: - Мне известно, что 
вам довелось преподавать в академии. Значит, в военном отношении вы грамотный 
человек. Скажите мне, товарищ Ротмистров, честно и откровенно, как коммунист 
коммунисту, почему у нас столько неудач? Почему мы отступаем? 

Вопрос был трудным. На него нельзя было дать однозначный ответ, тем более 
Верховному Главнокомандующему. 

Я задумался. Но Сталин не торопил с ответом. Склонившись, он облокотился на 
колено и, прищурив глаза, попыхивал трубкой. 

- Товарищ Сталин, - собрался я наконец с мыслями, - могу доложить вам сугубо 
личное мнение, основанное на опыте боев с фашистами. Конечно, наш красноармеец 
по своим морально-боевым качествам выше солдата царской армии и тем более 
немецкого. Но дело в том, что в этой войне столкнулись две различные по 
технической оснащенности армии.