мосты, в результате чего нарушался график движения остальных; частей и 
подразделений. 
Самое печальное заключалось в том, что в условиях маневренного боя чаще всего 
на поле боя выходили одни средние танки, т.е. Т-34, так как легким было трудно 
сражаться против средних танков противника, a KB отставали. Следовательно, чем 
же практически командовал на поле боя командир танкового батальона? Одной 
танковой ротой, укомплектованной Т-34. А командир танковой бригады? Практически 
тремя танковыми ротами Т-34. Кроме того, как мог командир батальона в бою 
управлять танковыми ротами, если на KB, Т-34 и Т-60 были радиостанции различных 
типов? 
Впоследствии с учетом предложений командиров танковых бригад и танковых 
корпусов были созданы отдельные танковые бригады, укомплектованные только KB; 
исчезли смешанные танковые батальоны, а со временем появились и танковые 
бригады средних машин, укомплектованные только Т-34. 
Наряду с другими причинами на исход майско-июльских операций повлияла и 
незавершенность организации танковых корпусов. Кроме того, формирование этих 
корпусов (около 20) и первых 2 танковых армий к началу развернувшихся событий 
только завершилось, для ведения боевых действий с новыми задачами эти танковые 
соединения и объединения не имели достаточной подготовки. Сказалось и то, что 
корпуса формировались из бригад, которые в прошедших боях использовались в 
основном для непосредственной поддержки пехоты. Они еще не имели [128] практики 
действий в оперативной глубине обороны противника, в сложной обстановке, а их 
командиры и штабы — практики управления войсками в этих условиях. 
Вопрос о кадрах являлся одним из центральных при укомплектовании корпусов. На 
должности командиров корпусов назначались наиболее опытные офицеры и генералы, 
чаще всего командовавшие до этого танковыми бригадами и проявившие себя в боях 
с самой лучшей стороны. Однако многие из них еще придерживались того мнения, 
что танки должны применяться главным образом во взаимодействии с пехотой. Что 
касается личного состава бригад, то танкисты, как правило, и не знали другого 
метода применения боевых машин — только во взаимодействии с пехотой. 
Для того чтобы переломить все эти взгляды, убедить танкистов в огромном 
значении действий в оперативной глубине противника, а самое главное — обучить 
их умению входить в прорыв и вести встречный бой с танковыми группировками 
врага, требовались время, опыт и знания. И этого мы достигли не сразу. 
Следует отметить, что в последующем в оперативной глубине наши танковые корпуса 
наиболее успешно сражались при хорошем взаимодействии с авиацией. Наряду с 
недостатками организационного характера имели место и некоторые другие моменты. 

Вместо создания сильных танковых группировок и нанесения ими мощных контрударов 
по прорвавшемуся врагу танковые соединения и объединения в ряде случаев 
вводились в сражение без достаточной подготовки и при слабом обеспечении 
артиллерией и особенно авиацией. Поэтому противнику иногда удавалось 
сравнительно легко отражать удары наших танков. В качестве примера можно 
сослаться на использование танковых соединений на воронежском направлении. 
Противник в итоге наступления 28-30 июня прорвал оборону войск Брянского фронта 
на стыке 13-й и 40-й армий на 40-километровом фронте и продвинулся на глубину 
до 40 км. Этот прорыв хотя и усложнил обстановку на левом крыле фронта, но еще 
не представлял особой угрозы, так как к рубежу Ливны, Касторное, Старый Оскол 
выдвигалось пять танковых корпусов (1, 4, 16, 17 и 24-й) и несколько отдельных 
танковых бригад. Эти силы, насчитывавшие в своем составе свыше 1000 боевых 
машин, даже при отходе соединений 13-й и 40-й армий могли коренным образом 
изменить обстановку. Однако этого не случилось. 
Контрудар танковых корпусов 30 июня — 2 июля не был поддержан артиллерией и 
авиацией и отчасти поэтому не дал ожидаемого эффекта. Самое же главное 
заключалось в том, что корпуса вступали в сражение порознь, в разное время и в 
разных районах, т. е. массированного танкового удара не получилось. 
В этот же период существенное влияние на ход оборонительных действий на 
воронежском направлении мог оказать контрудар 5-й танковой армии по левому 
флангу армейской группы "Вейхс". 5-я танковая армия имела в своем составе три 
танковых корпуса (2, 7 и 11-й), стрелковую дивизию, отдельную танковую бригаду 
и насчитывала около 600 боевых машин. Кроме того, в районе Воронежа к исходу 4 
июля сосредоточивался 18-й танковый корпус. Таким образом, имелись реальные 
возможности нанести массированный танковый удар по флангу и тылу вражеской 
группировки, прорвавшейся к Воронежу, и решительно изменить ход боев. Однако 
контрудар не дал ожидаемых результатов. Мощного одновременного танкового удара 
не получилось. 
Танковые корпуса армии вводились в бой по мере их подхода: 7-й танковый корпус 
— 6 июля, 11-й — 7 июля и 2-й — лишь 10 июля. Разновременный ввод в сражение 
корпусов 5-й танковой армии позволил противнику подтянуть резервы и 
организовать сильную оборону на выгодном естественном рубеже по реке Сухая 
Верейка, в результате чего дальнейшее продвижение соединений 5-й танковой армии 
было остановлено. 
Не касаясь причин разрозненного ввода в бой танковых корпусов в районе 
Касторное, хотелось бы показать, как вступила в сражение 5-я танковая армия 
западнее города Елец, как развивались события тех дней. 
7-й танковый корпус{20}, выгрузившись на станции Елец, получил боевую задачу от 
начальника Генерального штаба генерал-полковника А. М. Василевского. Только в 
этот момент командир узнал, что вверенный ему корпус входит в состав 5-й 
танковой армии. Выполняя указание генерала А. М. Василевского, 7-й танковый 
корпус стал выдвигаться в указанный район. В ходе [130] марша завязался