не знакомый мне капитан. Втроем мы были определены для 
выполнения специального задания.
      Техники, ремонтировавшие «мессершмитты» (их повредили при посадке с 
убранными шасси), ознакомили нас с конструктивными особенностями самолетов. 
Несколько часов мы изучали в кабине приборы и назначение тумблеров, уясняли 
порядок управления мотором. Потом провели тренажи. Я доложил, что готов к 
вылету. Генерал Науменко дал разрешение, и я вырулил на полосу.
      Сделав пару посадок, зарулил на старт и выключил мотор. В полете и на 
посадке самолет был прост в управлении. Решил, что на отработку посадок не 
стоит больше тратить время. Генерал К. Ф. Науменко, наблюдая за освоением 
техники, с беспокойством спросил:
      – Что случилось? Почему сделал только две посадки?
      – Для меня достаточно. Разрешите слетать в зону и изучить пилотажные 
особенности самолета!
      Генерал с минуту молчал. Повидимому, оценивал возможность такого полета. 
Взлет и посадки прошли нормально. Над аэродромом я вел самолет правильно.
      – Лети! Только будь осторожен! – наконец сказал он.
      За несколько дней в зоне я отработал простой и сложный пилотаж и стал 
уверенно управлять «мессершмиттом». Надо отдать должное – самолет был хорош. 
Имел ряд положительных качеств по сравнению с нашими истребителями. В частности,
 на Ме109 стояла отличная радиостанция, переднее стекло было бронировано, 
колпак фонаря сбрасывался. Об этом мы пока только мечтали. Но были и серьезные 
недостатки у Ме109. Пикирующие качества хуже, чем у «мига». Об этом я знал еще 
на фронте, когда на разведке приходилось отрываться от преследующих 
«мессершмиттов». Он медленнее переходил из крутого пикирования на восходящие 
вертикальные маневры. Эти недостатки я зафиксировал, решил, что буду учитывать 
их, строя маневры в воздушном бою.
      Первые полеты на «мессершмитте» доставили немало неприятностей. Однажды, 
при заходе из зоны на посадку, на кругу встретил нашего бомбардировщика. Летчик 
его, увидев рядом «мессершмитт», не обращая внимания на звезды на бортах, 
покачивание мною самолета, рванул в сторону и сел без горючего в плавни Дона. В 
связи с этим мне пришлось даже лететь в Миллерово, в штаб ВВС фронта, 
оправдываться. Подобный же случай произошел и с У2. Правда, все окончилось 
испугом летчиков, но позднее в ярости они готовы были побить меня…
      Закончив испытания и облет третьего отремонтированного «мессера», наша 
группа со специально отведенного аэродрома начала полеты на боевые задания. 
Пошли на разведку в район Таганрога. Вражеских войск здесь было мало, аэродромы 
почти пустые. Ничто не обозначало, что противник в этом районе готовит удар. 
Главные силы с этого направления переместились в Донбасс. Но опасность в наших 
полетах подстерегала не раз и, главным образом, от своих войск. Чтобы не 
встретиться с нашими истребителями в воздухе, приходилось до линии фронта и 
обратно на свой аэродром идти только бреющим. Было видно, что каждый наш солдат,
 поднявшись из окопа, ведет огонь. Они по силуэту самолета видели, что летит 
«мессершмитт».
      В одном полете у летчика нашей группы начал барахлить мотор. Дело было 
над вражеской территорией. Капитан развернул самолет и успел перелететь на 
малой высоте линию обороны. Над нашим передним краем мотор заклинило, самолет 
приземлился с убранными шасси. Его сразу же окружили солдаты.
      – А, фриц, попался!.. Тащите его из самолета! – раздались крики.
      Летчик не стал ждать, когда его вытащат из кабины, крикнул:
      – Товарищи бойцы! Я свой! Я советский капитан!
      – Ах ты, предатель! На немцев работаешь?! Бейте его! – возбужденно 
заголосили солдаты.
      Предателей наши воины ненавидели, и, вероятно, капитана сильно побили бы, 
если бы не подоспел офицер. Он сумел навести порядок, отправил капитана в штаб 
полка. Вечером нам по телефону стал известен этот случай, и Науменко, взяв меня 
с собой, выехал «освобождать» летчика.
      Както к нам на аэродром прилетел командир полка майор Иванов. Он 
поинтересовался боевой работой. Я ему рассказал о наших делах, об испытании 
«мессершмиттов» и моих выводах по использованию в бою недостатков вражеских 
истребителей. Виктор Петрович внимательно выслушал сообщения, походил вокруг 
Ме109, посидел в его кабине, а потом сказал:
      – Знаешь что? Бросай ты эту канитель! Наш полк перебазируется под 
Лисичанск и скоро там будет очень горячая работа.
      Действительно, вскоре удалось уговорить генерала Науменко отпустить меня, 
и я вылетел в полк.
      Во второй половине мая наступление войск ЮгоЗападного фронта 
остановилось.
      Противник нанес удар, продвигался на Кавказ и Сталинград. Обстановка на 
Северском Донце становилась все более угрожающей. Закончилась для меня 
«мессеровская эпопея», и я, как и все летчики части, готовился к новым схваткам 
в воздухе.
      
КАЖДАЯ ПЯДЬ РОДНОЙ ЗЕМЛИ…
      
      Далеко впереди показалось село, около которого базировался наш полк. 
Вскоре я обнаружил стоящие по краям летного поля замаскированные самолеты. 
Сказался опыт разведчика. Не терпелось быстрее приземлиться. Всматриваюсь в 
стоянки самолетов: может, увижу коголибо из летчиков или техников.
      Как хорошо возвращаться в родную часть. Здесь боевые друзья. Со многими 
из них вместе приходилось летать на задания, делить опасности, бороться за 
победу. Счастье и беда в бою ходят рядом. С другом счастлив вдвойне, а беду 
делишь пополам.
      Хотелось поговорить с молодыми летчиками. Их доверили мне переучивать, 
водить в первый бой. Чувство боевой дружбы к ним переросло в отцовское 
отношение. Не терпелось узнать, как они, помогли ли им советы? Только сейчас, 
возвращаясь в полк, я остро понял, чего мне не хватало во время работы на 
«мессершмиттах». Там не