ехнического состава было паршивое. 
Поэтому даже случайные посадки летчиков к нам при возвращении с боевого задания 
вносили заметное оживление.
      Както прилетел на наш аэродром Вадим Фадеев. Мы как раз выходили из 
командного пункта, направляясь в столовую. Видим, с ходу садится И16. Подрулил 
к нашей группе. Мы все смотрели как завороженные: вылезает из кабины 
двухметровый великан в меховом комбинезоне. Молодые летчики от удивления даже 
рты раскрыли. Не верилось, что такой огромный человечище поместился в небольшой 
кабине. Лицо летчика было все в струпьях от многократного обморожения, и только 
по бороде я узнал Вадима. Бросился к нему.
      – Вот так встреча! Как тебя занесло к нам?
      – Ходил на разведку, горючее кончилось. Вот и решил сесть к вам, 
дозаправиться. Где у вас телефон? Надо срочно передать данные в дивизию.
      Я проводил его на КП. Он передал сведения в штаб. Я пригласил Вадима в 
столовую пообедать, а сам на несколько минут отлучился, чтобы дать указания 
инженеру по подготовке самолета Фадеева к вылету. Вхожу в столовую и вижу: 
Вадим трясет за плечи командира нашего батальона аэродромного обслуживания. 
Пришлось вмешаться:
      – Вадим! Что случилось? Прекрати, душу вытрясешь из человека.
      – Ты знаешь, Саша, не хочет давать мне сразу два обеда. Сам командующий 
армией написал в этом документе – давать мне двойную порцию, – шумел Вадим, 
тряся перед лицом комбата замусоленной бумагой.
      – Успокойся, Вадим! Все будет нормально. Накормим от души.
      – Да я не изза этого. Еды хватает. Все, кто на меня глянет, тащат две 
порции. Ведь и так ясно – без бумаги!
      Мы засмеялись. А Фадеев сбросил верхнюю часть комбинезона. На его широкой 
груди засверкал орден Красного Знамени, а на петлицах я увидел два кубика.
      – Дорогой Вадим! Поздравляю тебя с присвоением звания лейтенанта. 
Наконецто стали уважать боевых летчиков. А то такого прекрасного воздушного 
бойца и держали в сержантах! – сказал я, качая головой.
      После сытного обеда Вадим тепло распрощался с нами, вырулил и с шиком 
взлетел. Я не удержался от похвалы, потом подробно рассказал молодым летчикам о 
героических делах этого незаурядного воздушного бойца. Он вызвал явную симпатию 
у нашей молодежи, стремление подражать ему.
      Особую радость приносило нам посещение комиссара полка. В те дни снабжали 
нас газетами нерегулярно и комиссар не забывал навещать эскадрилью. 
Интересовался боевой работой и жизнью, проводил беседы о положении на фронтах и 
в стране, информировал о событиях в полку, помогал нам решать текущие вопросы. 
Его посещения как бы сближали нас с полком. Правда, комиссар был строг. Бывали 
и неприятные минуты. Однажды даже получили разнос за беспорядки на нашем 
аэродроме. Но всегда он говорил по делу.
      В один из буранных дней на наши занятия неожиданно нагрянул комдив. Его 
сопровождал инспектор Сорокин. Мы как раз отрабатывали по схемам и на моделях 
самолетов построение боевых порядков пары и четверки истребителей. Командир 
дивизии придирчиво осмотрел схемы, послушал объяснения летчиков. Многое ему не 
понравилось.
      – Разве так об этом указано в наставлениях и инструкциях? Сорокин! 
Возьмите альбом. Объясните, как надо воевать!
      Летчикинспектор открыл свой альбом, составленный еще в предвоенные годы. 
Методические рекомендации устарели и не отвечали современной тактике. Но всем 
пришлось выслушать инспектора, сделать записи. В заключение комдив приказал 
учить летчиков строго по наставлениям. Улетел к себе в штаб он явно 
рассерженный. Павел Павлович Крюков, проводив взглядом самолеты, вернулся в 
класс. Я зашел к нему, опустился на стул.
      – Давай подумаем, что надо делать, – устало сказал комэск.
      Ответ у меня уже был готов давно: учить летчиков тому, что нужно в бою: 
воевать не числом, а умением. Суворовское правило. Оно не стареет.
      Я понимал сейчас Крюкова. Он в ответе за подразделение. Но я знал его 
характер: если уверен в деле, будет настаивать на своем.
      – Доведем нашу программу до конца. Мы выработали ее на первом опыте войны.
 Может быть, что и не так, но лучшего пока нет, – твердо сказал он.
      Настоящий командир, фронтовик, умеющий сделать правильные выводы. Позже я 
не раз думал об этих днях. Трудный был период. Бой требовал новых приемов, 
новой методики. А ее нет, официально действуют еще прежние положения, старые 
инструкции. Требовалась не только гибкость, но и большая смелость учить 
поновому. Надо быть очень уверенным в правоте своих выводов, не соглашаться, 
отстаивать и утверждать свои мысли. И тот, кто познал в бою правоту новых 
приемов, кто уверен в себе, был способен это сделать. Именно в эти дни у меня 
уже выкристаллизовались мысли о необходимости смело брать на вооружение новые 
приемы, отбрасывать прочь старое!
      Итак, мы продолжали учить молодежь тому, что показал опыт боевых действий.
 Он выработан летчиками в боях, а не в «конторе», людьми, которые смотрели 
противнику в глаза, а не теми, кто «видел бой издалека».
      В условиях благоприятной погоды отрабатывали тактику поражения наземных 
целей практически, под вражеским огнем. Штурмовали железнодорожные станции и 
скопления войск и техники противника на дорогах. Летчики у