рвались, поражая другую 
технику.
      Доложили о результатах штурмовки. Начальник штаба полка тут же передал 
эти данные в дивизию. Неожиданно оттуда потребовали сообщить дополнительные 
сведения. Повидимому, эти данные потребовались руководству для итогового 
новогоднего доклада.
      – Покрышкин, штаб дивизии требует доложить, сколько ваша группа убила 
солдат противника, – сообщил мне капитан Матвеев, не выпуская телефонной трубки 
из рук.
      – Мы же не могли видеть сверху, сколько уничтожили солдат противника, – 
развел я руками. – О сожженных машинах сообщил вам точно, а водители и прислуга 
в панике разбежались по кюветам. Боеприпасы мы израсходовали, стрелять было 
нечем.
      Матвеев, переговорив с офицером штаба дивизии, протянул мне трубку:
      – На! Требуют твоего личного доклада.
      Выслушав странный вопрос, я ответил:
      – О точных данных придется запросить немецкое командование…
      Какой же поднялся тарарам! Я поспешил положить телефонную трубку.
      – Ну, Александр Иванович, этого тебе не простят. Через несколько минут мы 
с Никандрычем (так в полку звали Александра Никандровича Матвеева) «схлопотали» 
по выговору.
      А к вечеру группа летчиков, награжденных командованием фронта, выехала в 
соединение для получения наград. Провожая нас в Ровеньки, где размещался штаб 
дивизии, Матвеев наклонился к моему уху, тихо сказал:
      – На всякий случай, дырку в гимнастерке заранее не делай. Может, она и 
понадобится, а может, и нет. Вдруг отменят награждение после твоего доклада о 
результатах штурмовки в штаб дивизии…
      – Не отменят! Орденом Ленина награждает командующий фронтом.
      В Ровеньки я ехал с радостью. Знал, что встречусь с известными летчиками 
дивизии. Но особенно меня обрадовала возможность познакомиться с Вадимом 
Фадеевым. Богатырского сложения человек. Было немало рассказов о его 
героических делах, удали, смелости и находчивости. Мне очень хотелось лично 
познакомиться с этим незаурядным летчиком. Когда в начале войны мы, истребители,
 громили кавалерийскую дивизию противника в районе Кодыма, до нас дошли слухи о 
его удалых атаках: израсходовав все боеприпасы, он пытался рубить кавалеристов 
винтом своего самолета, гонял лошадей по полю до изнеможения…
      Дошел до нас и недавний случай на Миусе. Однажды при штурмовке самолет 
Вадима Фадеева был поврежден. Ему пришлось сесть на нейтральной полосе, между 
траншеями. Вадиму удалось под обстрелом добежать до своих. Наши пехотинцы с 
удивлением окружили летчика богатырского сложения. Стремясь спасти свой самолет,
 Вадим тут же договорился с командиром об атаке.
      – Вперед! За Родину! – крикнул Фадеев. Его мощный басовитый голос услышал 
весь батальон.
      Бойцы выскочили из траншеи и с криками «Ура!» бросились на высоту. Эта 
атака была такой неожиданной и такой решительной, что гитлеровцы не успели 
опомниться. Наши воины вскочили во вражескую траншею, перебили фашистов, 
захватили высоту и организовали ее оборону.
      Вадим Фадеев с помощью бойцов оттащил свой И16 в безопасное место. 
Командир стрелковой дивизии поблагодарил Фадеева за помощь в захвате 
господствующей высоты, затем пригласил к себе на КП пообедать и выделил 
автомашину для буксировки самолета.
      В штабе дивизии я сразу узнал Вадима Фадеева. Подошел к нему и дружески 
протянул руку:
      – Здравствуйте, Фадеев! Старший лейтенант Покрышкин. Много слышал о ваших 
героических делах и рад с вами познакомиться.
      – Сержант Фадеев. Тоже слышал о вас. Готов стать другом!
      Так состоялось наше личное знакомство. Оно переросло потом в настоящую 
боевую дружбу. Судьба соединила наш путь…
      После вручения наград летчиков и инженеров пригласили на техническую 
конференцию. На ней в числе других выступил дивизионный инженер. Он взял очень 
сложную тему – о превосходстве наших истребителей над «мессершмиттами». Но 
говорил неубедительно, поверхностно, расхваливал горизонтальную маневренность 
«Чайки» и И16, их преимущества, коснулся и высоких качеств «мигов». В 
обсуждении доклада летчики почемуто не проявили инициативы. Им в боях много 
раз приходилось встречаться с «мессершмиттами» и «юнкерсами» и лично на себе 
испытать боевые возможности нашей техники и техники врага. Я тоже решил 
выступить на конференции. Высказал свои взгляды на современную тактику боя 
истребителей, сказал о преимуществах «мига» в скорости полета и при бое на 
вертикальном маневре. Вместе с тем указал на его слабое вооружение, на 
отсутствие в нем радиостанции, столь необходимой для управления действиями 
групп истребителей. Подчеркнул необходимость иметь на новых истребителях пушки, 
ибо пулеметное вооружение не всегда достаточно эффективное средство в 
современном воздушном бою.
      Почувствовал, что мое выступление не понравилось коекому из руководства 
дивизии. Завуалированно меня обвинили в недооценке нашей боевой техники, в 
отсутствии чувства уверенности в своих самолетах. Спорить с людьми, которые ни 
разу не провели воздушного боя, не имели боевых вылетов, было просто лишено 
какоголибо смысла.
      Вечером уезжали из Ровеньков. В принципе для меня это был радостный день. 
Получил высокую награду Родины, познакомился с интересными людьми. Но 
примешивалось и чувство неудовлетворенности. Не смог я глубоко и убедительно 
выступить на конференции. Наверное, не хватило доводов, умения отстаивать 
взгляды. Да и реакция на выступление была не такой, какую я ожидал. А ведь надо 
уметь не только искать новое, но и отстаивать его,