вать туда на прицепе и его поврежденную автомашину.
      Рано утром тронулись в путь. Я ехал на своей полуторке, полностью 
загруженной деревянными кольями от палаток и с прицепленной на тросе легковой 
автомашиной. Меня удивил этот груз. Теряем города и села, заводы и колхозы, а 
спасаем никому не нужные колья, годные лишь на дрова. Сетуя, я и не предполагал,
 что перегрузка видавшей виды полуторки обернется для меня спасением.
      Хотя и двигались мы без остановок, но явно не успевали в светлое время 
попасть в Таганрог. Груженая машина едва ползла. А с наступлением темноты 
решили встать: над дорогой начали действовать ночные бомбардировщики противника.
 Они сбрасывали бомбы на машины, едущие с включенными фарами. Подъехали к селу 
Покровское. Расположились на его окраине, в доме железнодорожника. Только 
заснули, как громкий стук в дверь поднял всех. Схватили оружие, открыли дверь. 
Вошли офицеры в форме НКВД.
      – Чьи машины у дома? – глядят на нас строго.
      – Мои! Едем в Таганрог. Здесь заночевали. В темноте не решились ехать,
      – ответил я.
      – В Таганрог? Там немцы! Вам повезло, что не поехали дальше. Южная 
половина села уже захвачена противником.
      Надо срочно уезжать. Соображаю, куда взять направление.
      – А на Ростов дорога не перехвачена?
      – Нет! Уезжайте отсюда немедленно. Мы взрываем элеватор и тоже уходим.
      Добрались в Ростов без особых происшествий. Вскоре я нашел свой полк в 
Батайске. Предстал перед командиром полка.
      – С возвращением! Не совсем тебя прибили немцы? – улыбаясь, спросил майор 
Иванов. Было видно, что он рад моему возвращению.
      – Пытались, но не вышло.
      – А глаз как, цел?
      – Разбита бровь, а глаз не поврежден.
      – Хорошо! Значит, летать и воевать будешь. Мы знали, что ты вернешься. 
Ждали. Отдохни здесь, в Батайске. После такой «одиссеи» надо подлечиться. А 
потом приезжай к нам, в СултанСалы. Туда перебазируется полк.
      Много тяжелого пережил всего за одну неделю, но встреча с летчиками и 
техниками полка развеяла мрачные мысли. На стоянке самолетов встретил Андрей 
Труд. Улыбаясь, поприветствовал:
      – Товарищ старший лейтенант, где это вы «махнули» «мига» на эту 
потрепанную полуторку?
      Гляжу в его улыбчивое лицо, на душе еще больше потеплело. Все такой же. 
Шутка и добрая «подначка» – в первую очередь.
      – Эх, дружище Андрей, эта полуторка раза три меня спасала. За мной ее сам 
командующий закрепил. Можно сказать, персональная машина.
      Летчики и техники тут же окружили нас, попросили рассказать о мытарствах. 
Пришлось снова мысленно пройти дни и ночи этой тяжелой недели, рассказать о 
пережитом. Вспоминаю, а сам думаю о ведомом. Знают о нем чтолибо? Не выдержал, 
спросил. Но в полку ничего не было известно о Степане Комлеве.
      В санчасти мной занялись всерьез. Очистили рану, удалили кусочки стекла. 
Но настроение было скверное. Я плохо чувствовал себя в отрыве от боевой работы, 
от друзей. Тянуло к ним. Видел, как стойко, честно и смело выполняют свой долг 
однополчане в сложной боевой обстановке. Прямо физически чувствовал потребность 
быстрее включиться в боевую работу. На третий день не выдержал. На своей 
«персональной» полуторке выехал в СултанСалы. Настроение у летчиков было 
невеселое. Не вернулись с боевого задания командир эскадрильи Константин Ивачев 
и его ведомый сержант Иван Деньгуб. А на другой день погиб Кузьма Селиверстов, 
который вылетел на И16 на поиск этой пары.
      Лишь много позже мы узнали, что Селиверстов один вел бой с четверкой 
Ме109. В этом неравном бою на устаревшем самолете Кузьма был сбит. Его 
похоронили рядом с аэродромом, с которого он вылетел в свой последний боевой 
полет… Пройдут дни, и я приеду к его могиле. Буду стоять и думать об этом 
патриоте нашей Отчизны и о многих других летчиках, погибших в боях с врагом. 
Сколько могил имеют скромные обелиски, а сколько еще безызвестных героев…
      В тот день, пережив скорбные минуты, я пришел на КП. Попросил, чтобы 
включили в боевую работу. Виктор Петрович посмотрел на меня и твердо сказал:
      – Нет, Покрышкин. Тебе будет другое задание: переучивать молодых летчиков 
с И16 на «миги». Надо готовить их воевать на новой технике.
      Я не соглашался, возражал. Хотелось сражаться с врагом. Но Виктор 
Петрович стоял на своем:
      – Не упрямься! Ты же знаешь, что обучать должен опытный летчик. Пока глаз 
не заживет, я не разрешу тебе летать на боевые задания.
      Командир, как всегда, был прав. Включаться в боевую работу мне было еще 
рановато. Простился с друзьями, забрал молодых летчиков и поехал к месту сбора 
– в Зерноград. Второй раз за войну мне поручают подготовку молодежи.
      Ехал, а думы одолевали. Понимал, что взял на себя непростое дело. Времени 
отводится немного, а задача сложная. Зрела главная мысль: передать молодежи все,
 чему научила война, уделить основное внимание формированию тех 
моральнополитических и боевых качеств, которые делают пилота бойцом. Мы, 
конечно, освоим технику, научим летчиков пилотировать «миг». Надо еще помочь им 
приобрести уверенность в себе, научить критически анализировать результаты, 
воспитать постоянное стремление к совершенствованию, постоянное 
неудовлетворение тем, что уже сделано. Да и может ли нас сейчас удовлетворить 
даже крупная победа в воздухе. Враг еще топчет нашу землю. И пока он держит в 
руках оружие, его надо истреблять…
      
ГДЕ ЖЕ ТАНКИ КЛЕЙС