не помышляют об отходе. А ведь они могут 
попасть в окружение.
      Взял курс на аэродром. Мысль об угрозе окружения наших войск в Таврии не 
выходит из головы. В ближайшие дни лавина танков с севера отрежет пути отхода 
всему южному крылу фронта. Сумеют ли обороняющиеся части задержать танки, или 
же они окружат две армии Южного фронта? С доверием ли отнесутся вышестоящие 
штабы к данным, полученным в разведке? Примут ли срочные меры? Все эти мысли не 
давали покоя.
      Приземляюсь на аэродром с прямой и быстро подруливаю вплотную к 
командному пункту. Около него вижу летчиков полка. Они ожидают автомашины для 
поездки в село на ужин. Командир полка, видать, ждал меня с нетерпением, пошел 
навстречу.
      – Что обнаружил? Докладывай! – Слышу в его голосе тревогу.
      – Дело дрянь, товарищ командир полка! С Синельникова и от Запорожья по 
дорогам на Орехов движутся более двухсот танков и сотни машин! У Орехова 
производят заправку более ста танков. Может произойти окружение восемнадцатой и 
нашей девятой армий.
      – Что ты говоришь?!
      – Точно, товарищ командир! Здесь дело хуже, чем под Николаевом.
      – Матвеев! Срочно доложите об этом в штаб дивизии! – приказал Иванов, а 
сам поспешил на КП, чтобы связаться с командиром.
      Меня тут же окружили летчики. Расспросили об обстановке. Я ничего не стал 
замалчивать. Вижу, задумались. Им понятно было, к чему приведет появление 
танковых частей противника в нашем тылу.
      Спустя несколько минут к нам вышел командир полка.
      – Отставить отъезд на ужин! – твердо приказал майор Иванов. – Немедленно 
поэскадрильно вылетать на наш запасной аэродром в Володарское!
      Я понял, что командование оперативно среагировало на складывающуюся 
обстановку. Значит, летал не зря, значит, мои данные полностью приняты во 
внимание.
      На другой день пришлось снова лететь в район Орехова на разведку. Этот 
вылет оказался драматичным. По насыщенности событий такого вылета у меня не 
было в ходе всей войны.
      А началось все так. На рассвете к нам в полк приехал заместитель 
командира авиадивизии генерал Гиль. Он сразу же вызвал меня. Мне уже 
приходилось встречаться с этим отлично знающим дело генералом.
      – Передаю тебе благодарность за вчерашние сведения. По твоим данным о 
прорыве первой танковой армии противника принято решение на отвод наших частей,
 – такими словами встретил меня генерал.
      – Спасибо. Возможно, наши войска не попадут в окружение.
      – Трудно сказать, как это получится. Придется снова слетать в район 
Орехова. Сейчас очень важно знать, что предпринимает противник на этом 
направлении, куда он направил острие своих ударов? Указания по организации 
вылета даст командир полка.
      Майор Иванов уточнил задание, подчеркнул, что надо разведать подход новых 
сил противника. Он дал конкретные указания о выполнении задачи.
      – Полетишь парой. Ведомым с тобой пойдет Комлев, – закончил Виктор 
Петрович.
      – Комлев? Но он еще не вошел понастоящему в строй после возвращения из 
госпиталя.
      – Может быть, вернемся к Барышникову? Я с ним очень серьезно поговорил.
      – Нет! С таким ведомым на разведку лететь нельзя.
      – Ты знаешь, что все опытные летчики задействованы в штурмовых ударах.
      – Все понятно! Разрешите идти и готовиться к вылету!
      Назначение Степана Комлева ведомым меня беспокоило. Молодой летчик был 
сбит в воздушном бою в Молдавии, получил ранение. Три месяца он лечился. Все 
это, конечно, сказалось на летной форме. Я также считал, что он еще полностью 
не избавился от психологического потрясения, которое получил в бою. Следовало 
бы дать ему возможность восстановить технику пилотирования самолетом, а также 
полетать на боевые задания в составе шестерок.
      За последнее время, после гибели Дьяченко и назначения заместителем 
командира эскадрильи Лукашевича, у меня ведомыми летают разные, в том числе 
неопытные, летчики. Они порой скованно чувствуют себя в бою, не используют 
положительные качества «мига», выполняют маневры в замедленном темпе, не всегда 
понимают мои замыслы. Вот почему в тот период я чувствовал себя увереннее, 
когда вылетал на разведку один.
      Степан Комлев, узнав, что полетит со мной, был очень доволен. Я дал ему 
ряд указаний, подчеркнул, что он должен внимательнее смотреть за воздухом, 
когда будем вести разведку, а в случае появления «мессершмиттов» немедленно 
предупреждать меня выходом вперед, строго держаться в боевом порядке. Я и сам 
отнесся с высокой ответственностью к этому вылету. Понимал, что мне доверена 
разведка оперативного значения, в интересах всего Южного фронта. От качества ее 
выполнения зависят решения командования. Вскрытая вчера обстановка вызывала 
чувство ответственности за выполнение поставленного задания, но и настораживала.
 Для точного определения действий противника требовался полет на малой высоте. 
А это ставило меня в невыгодное положение при встрече с вражескими 
истребителями. Наша пара в таком случае – удобная цель. Да и то, что со мной 
идет летчик, имеющий большой перерыв в боевых полетах, заставляло заранее 
обдумать все варианты действий.
      Взлетели, а на душе неспокойно. Я опасался за действия Комлева, хотя были 
обговорены возможные варианты, которые могли встретиться нам в боевом вылете.
      Идем по маршруту. Под нами и по сторонам большая часть местности закрыта 
утренним туманом. На его фоне нас хорошо видно сверху, как на экране. Нам же 
трудно рассмотреть, что делается на