ться и рисковать, столкнуться здесь – дважды два. Еще раз оценил 
обстановку. Бомбардировщики уходили на северозапад. По дыму было видно, что 
они форсируют моторы. Повидимому, решил я, при заходе на бомбометание увидели 
большое скопление выруливающих истребителей, сбросили бомбы в поле.
      Когда аэродром опустел, мы с Лукашевичем, в полной безопасности взлетели 
и взяли курс на новый аэродром в Таврии.
      И вот наш полк за Днепром, в Чаплинке. На этот же аэродром перелетела еще 
и другая часть нашей авиадивизии. Уже около двух месяцев длится война. С 
приближением линии фронта полки перебазируются на другие аэродромы, все 
восточнее.
      Вечером до личного состава полка довели оперативную обстановку. Начальник 
штаба докладывал ее внешне спокойно. Но мы, летчики, понимали всю сложность и 
даже трагичность положения. Правда, многое стало ясно несколько позже. Захватом 
Николаева противник отрезал от основных сил Южного фронта Отдельную Приморскую 
армию и некоторые части 9й армии, в состав которой входит наша авиадивизия. 
Оказавшись в окружении, часть войск прорвалась через заслоны противника, а 
основная масса отошла к Одессе, влилась в состав обороняющих город соединений.
      Ослабленное южное крыло фронта с боями отходило к Днепру, чтобы на этом 
водном рубеже создать оборону. Авиации была поставлена задача: помочь 
малочисленным наземным войскам организованно отойти и переправиться через Днепр.

      На следующий день после перелета в Чаплинку полк начал штурмовку 
наступающего противника восточнее Николаева и Кривого Рога. На нашу часть, 
кроме того, была возложена задача прикрыть паромную переправу в районе Каховки. 
Эта переправа имела исключительное значение. В низовьях Днепра не было мостов.
      С рассвета до позднего вечера мы барражировали над переправой парами, а 
иногда и одиночно. Внизу, около Борислава, было видно большое скопление 
беженцев. Они стекаются сюда с охваченного огнем правобережья низовий Днепра. В 
основном женщины и старики. Но для фашистских летчиков и это скопление 
беззащитных людей было целью. Гитлеровцы стремились сбросить бомбы на свои 
жертвы, потопить паром. Небольшой буксирный пароходишко, с трудом преодолевая 
течение, тащил за собой с правого берега на левый большую баржу, набитую людьми,
 повозками, домашним скотом и сельхозтехникой.
      В нашем полку стала явственнее ощущаться нехватка сил. Беспрерывно 
посылая группы на штурмовку противника, командование не могло выделить 
достаточного количества самолетов на прикрытие переправы. Но каждый летчик, 
вылетая на патрулирование, понимал, что нельзя допустить обнаглевших фашистских 
захватчиков до этой переправы. Она должна жить и работать. Выполнить эту 
нелегкую задачу можно было, лишь проявив мужество, мастерство и новаторство. 
Ведь воздушный бой в то трудное время, как правило, приходилось вести одному с 
группой бомбардировщиков, иногда прикрытых и «мессершмиттами».
      Однажды в район Каховки я пришел на большой высоте. Веду круговой обзор. 
Вижу, как с севера ниже меня идет четверка Ю88. Надо заставить их сбросить 
бомбы до переправы! Сваливаюсь на них с форсированием мотора, «соколиным 
ударом». Атакую ведущего группы. Стреляю «эрэсами» и из пулеметов. Подбитый 
«юнкере» бросает бомбы в поле, не долетая до переправы. По его примеру и 
остальные неприцельно высыпают из бомболюков свой смертоносный груз.
      За счет большой скорости снова набираю высоту. Новая атака. Смотреть за 
подбитым вражеским самолетом нет времени, да и не это главное. Важно то, что 
сброшенные бомбы упали в стороне от объекта. А это уже победа, выполнение 
поставленной боевой задачи.
      Сложнее было вести бои, когда бомбардировщики шли под прикрытием 
истребителей. Но и тогда задачу свою выполняли. Переправу у Каховки мы не дали 
разбить. Обеспечили переход на другой берег Днепра не только беженцам, но и 
нашим отступающим воинским частям.
      Базирование двух истребительных полков, а точнее, их остатков на одном 
аэродроме, значительно осложняло ведение боевых действий. И наш полк перелетел 
на полевую площадку в Дорунбург. Стоянка самолетов располагалась рядом с 
машиннотракторной станцией, забитой комбайнами. В нашем полку часть летчиков 
выполняла боевые задачи на штурмовиках. Уверовав в надежность броневой защиты 
Ил2, летали даже одиночно на «свободную охоту». Сами искали подходящую цель, 
уничтожали ее бомбами, «эрэсами» и пулеметнопушечным огнем.
      Эти полеты одиночек в условиях ясной августовской погоды все же были 
очень рискованны. Рано или поздно они могли закончиться гибелью пилота. Да и 
отсутствие стрелка делало Ил2 легко поражаемым с заднего сектора. Первым не 
вернулся с боевого вылета на Ил2 заместитель командира полка Григорий 
Жизневский. Вскоре в воздушном бою с «мессершмиттами» погиб летчик Петр Грачев. 
Такая же участь могла постигнуть и Валентина Фигичева.
      Однажды, после возвращения из разведки, я прибыл на КП для доклада. Вижу, 
вид у начальника штаба озабоченный. Офицеры обзванивают соседние аэродромы.
      – Что случилось?
      – Фигичев не вернулся с боевого задания, – сообщил Матвеев.
      – Этого можно было ожидать. Одиночными «илами» летать в тыл противника, 
когда погода «миллион на миллион», нельзя. Надо было запретить такие полеты при 
ясной погоде, – высказал я свое мнение.
      – Прекрати поучения, и без них тошно! – оборвал меня Матвеев.
      Под вечер летим группой на штурмовку дороги из Николаева на Херсон. По 
ней беспрерывно подходят к Днепру вражеские войска. Повидимому, готовится 
прорыв в Крым. На обратном пути, после шту