роткой дистанции.
      В Маяки мы всегда шли на предельно малой высоте, на бреющем полете, над 
самыми верхушками деревьев или в нескольких метрах над посевами. Такие полеты 
требовали от летчика большого самообладания, исключительного внимания и четких 
движений рулями управления самолетом. В ходе них формировалась психологическая 
готовность вести истребитель вблизи земли. А сам полет был захватывающим. 
Понастоящему чувствовалась скорость. Я считал бреющий полет серьезной 
подготовкой летчика к реальным боевым действиям. Спасение от зенитного огня, 
например, в полете на малой высоте. Ближе прижмешься к земле, и зенитчики не 
смогут вести огонь, не успеют развернуться. Да и местные предметы, в том числе 
своя же техника, будут им мешать.
      Вторая половина июня принесла новые заботы. Наша эскадрилья готовилась к 
перебазированию в Бельцы. Там мы должны были заступить на боевое дежурство и 
продолжать переучивание на новую технику. Звено Валентина Фигичева улетало на 
летную площадку у границы, в районе станции Пырлица. Ему ставилась задача 
перехватывать обнаглевших фашистских воздушных разведчиков. Мне поручалось со 
своим звеном перегнать последнюю тройку «мигов». Готовились к выполнению этой 
задачи, когда мне передали, что вызывает командир полка.
      Вид у Иванова был сердитый.
      – Тешишь себя бреющими полетами? Шею хочешь сломать? Прекрати немедленно!
      – Есть, товарищ командир!
      – Прощаю эту вольность лишь в связи с успешной перегонкой самолетов. 
Разбойники! Вам задача: завтра перелетите сюда на последней тройке МИГ3. 
Отсюда их погоните на Кировоград, на курсы командиров эскадрилий. По пути 
сядете в Григориополе. Там к вам присоединится еще пара самолетов.
      После завтрака, во вторник 17 июня перелетали на ТБ3 в Бельцы. На 
аэродроме здесь стало просторнее: эскадрилья еще не прибыла. Пустые ящики 
изпод самолетов уже отправили на авиазавод. Взяв автомашину, я и мои ведомые 
Леонид Дьяченко и Петр Довбня подскочили в город на свои квартиры.
      Постучавшись, вошел в прихожую. Хозяин дома, у которого мы снимали 
комнату с Костей Мироновым, встретил меня вежливо. Это удивило. С чего бы это? 
Раньше он с нами не вступал в разговоры, здоровался лишь кивком головы. А 
теперь расспросил о моем здоровье, о Косте. Чувствовалось, его чтото беспокоит.
 И действительно, он перешел на злободневную в последнее время тему: о 
возможной войне с фашистской Германией.
      – Вы видели, как пролетал сегодня утром над городом германский самолет?
      – Нет, не видел, – ответил я, собираясь выходить к машине.
      – Вы послушайте меня. На этой неделе Германия нападет на Советский Союз. 
Армии Гитлера стоят у границы. Что будет с нами? Куда нам, старикам, деваться? 
Вся надежда на вас. Если Красная Армия не разобьет Гитлера, то он нас, евреев, 
всех уничтожит.
      – Не верьте, – постарался я успокоить старика.
      – Слухи! Поверьте мне, все это правда. Мои сыновья живут в Бухаресте. Они 
мне сообщили, что в воскресенье начнется война.
      Что мне ему сказать? Он убежден, что слухи правдивы. Сославшись на отъезд,
 мы убыли на аэродром. Но сообщение старика не выходило из головы. Перегнав 
последнюю тройку самолетов в Маяки, сообщил командиру полка о разговоре с 
хозяином дома.
      – Все может быть, – задумчиво произнес Иванов. – Так или иначе, но 
воевать придется, и придется скоро. Плохо, что не успели полностью переучиться. 
Поздно мы получили «миги». Идите и готовьтесь к перегонке.
      К утру погода испортилась. Облака задевали своими лохмотьями верхушки 
деревьев. К середине дня погода немного улучшилась, и я, узнав, что в 
Григориополе высота облаков была уже до двухсот метров, обратился к Иванову:
      – Товарищ командир! Разрешите вылетать, звено подготовлено к полетам на 
предельно малых высотах. А сейчас облачность более чем на ста метрах.
      – В Григориополе с посадкой будет сложно. Там нижняя кромка на двести 
метров.
      – Это нас не пугает. В Бельцах при испытаниях «мигов» мы отработали новый 
метод расчета на посадку, более простой и легкий.
      – Это какой же новый метод?
      – Для МИГ3, с его большой посадочной скоростью и большим пробегом, проще 
расчет на посадку выполнять планированием на средних оборотах мотора. 
Планирование с убранным газом, как делали на старых самолетах, очень усложняет 
расчет.
      – Ну изобретатели. Я сам иногда так провожу посадку. Ее безопаснее 
сделать на ограниченную площадку, если летчик ранен или поврежден самолет. Ну, 
если отработали такую посадку, вылетайте.
      Наша тройка через час была в воздухе. Взяли курс на Григориопольский 
аэродром.
      Лишь в воздухе я понял, какую тяжелую взял на себя ответственность. Идти 
пришлось на предельно малой высоте. Нависшая облачность, особенно на второй 
половине пути, все больше прижимала нас к земле. Ее свисающая бахрома порой 
совсем закрывала местность. В просветах мелькали перелески и лесные полосы, 
поля пшеницы.
      С тревогой бросал взгляд в сторону ведомых. Но Леонид Дьяченко и Петр 
Довбня держались в строю уверенно. Если бы не их искусство, пришлось бы 
возвращаться. Ближе к Григориополю облачность поднялась. И мы наконец увидели 
ряды палаток на аэродроме, стоящие самолеты.
      Но дальше лететь не разрешили. Командир местной части и слышать не 
захотел о продолжении маршрута. Дал команду сидеть здесь до конца недели. Какие 
это были неприятные дни. Раздражала плохая пог