|
только мне.
В те годы и я, и мои товарищи были заняты поисками путей, которые привели
бы к победе в воздушном бою. Много читали. В одной из книг обратил внимание на
описание реакции человека. Автор говорил, что увиденное явление, переданное в
мозг, проходит трансформацию для ответного действия. На это уходит четверть
секунды. Перенес это на летчика. Подсчитал, какое время тратит пилот на
действия рулями и какое уходит на то, чтобы самолет изменил положение.
Получилось более секунды. При скорости полета более пятисот километров в час
одна секунда равна ста сорока метрам. Решил, что это можно использовать в бою,
учитывать при проведении маневров.
На хорошую мысль навела и особенность пилотирования летчиками в учебных
боях. В авиационной школе и в боевых частях пилотов приучают летать по кругу и
вести учебный бой с выполнением левых разворотов. Постепенно это становится
привычкой многих истребителей. Правые развороты летчики выполняли хуже и
избегали их в учебных боях.
Учитывая психологическую привычку к левым разворотам, я стал тренировать
себя на выполнение резкого маневра в правую сторону. Это дало положительный
эффект. Вскоре учебные бои стал заканчивать, как правило, победой.
Энергичное пилотирование самолета с высокими перегрузками потребовало
усиления физической подготовки. Больше времени стал уделять легкой атлетике,
лыжному спорту. Но самыми любимыми были гимнастика на снарядах, рейнское колесо
и батут. Полковое начальство заметило этот интерес, эту увлеченность. Меня
назначили нештатным начальником физической подготовки части.
Все помыслы в то время были направлены на подготовку себя, как воздушного
бойца. Однако не все одобряли мою методику. Это в некоторых случаях приводило к
конфликтным ситуациям. Но не даром говорят, что сибиряки народ упрямый.
Несмотря ни на что, твердо придерживался своей линии.
Осенью сорокового года группу летчиков направили на курсы по подготовке
командиров звеньев. В их числе оказался и я. На курсах нас учили методике
планирования, ведению теоретической подготовки, обучали технике пилотирования.
В теоретических вопросах мы получили много полезного. С летной же подготовкой
дела обстояли хуже. Упражнения – полеты по кругу и в зону на простой пилотаж –
выполняли на самолетах «Чайка». По своим тактикотехническим данным они были
хуже И16. Летали без желания. Такая подготовка явно не соответствовала моим
стремлениям пилотировать энергично, в каждом полете добиваться чегото нового.
Начальник курсов был педантичен, требовал от нас спокойного,
«правильного» пилотирования. Следил за строгим выполнением программ и
инструкций, отдельные положения которых явно устарели. Он не считался с
характером и подготовленностью курсантов, всех старался подогнать под мерку
среднего летчика. Мой стиль полета его явно раздражал. Редкий летный день
обходился без внушения. Слетаешь в зону на пилотаж и слышишь:
– Покрышкин! Вы что, хотите сломать самолет или убиться?
– Товарищ начальник! Но ведь из техники надо выжимать все, на что она
способна.
– Сколько раз я вам говорил: не устраивайте в зоне цирк. Неисправимый вы
человек. Отстраняю вас на сегодня от полетов. Идите!
На стоянке самолетов товарищи по учебе встречали меня с усмешками.
– Ну что, Саша? Отлетался сегодня? Опять начальника курсов перепугал?
– Боится, что я развалю «Чайку».
А мне и на самом деле хотелось отломать ей верхнее крыло и сделать из
биплана моноплан. Может быть, быстрее будет летать. Боевой истребительбиплан в
сороковом году уже был редкостью.
Внушения за лихие развороты на взлете, за глубокий крен на скольжении при
посадке, за хождение во время самоподготовки в спортзал на гимнастику ослабляли
интерес к учебе. С радостью воспринял окончание курсов. И вот снова в родном
полку. Докладываю об окончании учебы командиру полка Виктору Петровичу Иванову.
– Ну, чему научились на курсах? – с улыбкой спрашивает Батя.
Гляжу в его добрые, все понимающие глаза и откровенно отвечаю:
– Методике научились, летать разучились. Да и на чем было учиться?
«Чайка», как старая лошадь, сколько ни понукай, быстрее не побежит. Летчики
между собой ее называют «аппарат тяжелее воздуха»…
– Ну это напрасно. На ХалхинГоле она себя показала неплохо, – парировал
Иванов.
Хотя все мы знали его любовь к И16.
– Когда это было, товарищ командир? Сейчас требуютсяут быть еще большие скорости на пилотировании, еще выше
перегрузки. Вы что же хотите? Чтобы летчики изза заслонки в бою вынужденно
садились рядом с теми, кого расстреливали при штурмовке? Давайте проверим
другой самолет.
Второй полет с крутым пикированием привел также к разрыву заслонки
радиатора. Спорить было не о чем. Дали телеграмму на завод. Отмечу, что к
устранению дефекта приступили оперативно. Заводские бригады заменили заслонки
сначала в нашем полку, затем и в других частях.
В ходе облета и перегонки самолетов наше звено сумело отработать многие
элементы пилотажа. У всех летчиков пришло чувство слитности с МИГ3 в полете,
готовности вести на нем воздушные бои. Одно меня беспокоило: вооружение на этой
машине было все же слабым. Придется, к сожалению, в бою компенсировать этот
недостаток точной стрельбой с к
|
|