хеншеля». И тут вижу… как 
стремительно налезает на меня земля. Мгновенно делаю рывок на себя ручки 
управления, и от огромной перегрузки резко выходящего из пикирования «мига», 
теряю сознание… Очнулся, когда самолет у самой земли успел выйти в 
горизонтальный полет. Ухожу вверх правым боевым разворотом и ищу атакованный 
самолет врага. Увидел его горящим на земле. В это же время обнаружил, что надо 
мной нет сдвижной части фонаря кабины. В лицо бьет встречная струя воздуха. Тут 
я понял, какая была огромная перегрузка на выходе из пикирования. Сорвало 
сдвижную часть фонаря. Как я сам выдержал?
      Принимаю решение: на поврежденном самолете штурмовой удар по наземной 
цели не наносить и уходить в Маяки.
      После заруливания на стоянку самолета ко мне подбежал Вахненко. Он с 
тревогой уставился на меня.
      – Что с вами? У вас все лицо в крови.
      – Ничего страшного. Пуля зацепила за подбородок. Машине вот здорово 
досталось. Работы хватит на всю ночь, – ответил я ему, с трудом вылезая из 
кабины.
      Вскоре у моего «мига» собрались летчики эскадрильи, подъехала санитарная 
машина.
      – Поедем в санчасть, – потребовал врач.
      – Не мешай, доктор. Дай нам поговорить о бое. Вытри, пожалуйста, кровь с 
лица.
      Кратко поделились впечатлениями о боевом вылете. А Вахненко в это время 
внимательно осмотрел самолет, парашют. Потом подошел ко мне, выждал паузу в 
нашей беседе.
      – Ну, товарищ командир, вы в рубашке родились! Жить до конца войны после 
такого случая!
      – О чем ты?
      – Посмотрите только, как вас пуля обошла! Вы оказались в вершине узкого 
треугольника полета пули, и от гибели вас спасли какието миллиметры, – говорил 
техник.
      – Что ты говоришь? Интересно.
      И точно. Пуля оказалась «доброй». Войдя в правый борт кабины и зацепив на 
спине плечевые лямки парашюта, ударила в ролик сдвижной части фонаря на левом 
борту, рикошетом ушла снова направо, зацепив подбородок и повредив фонарь. Да!..
 Миллиметры спасли жизнь…
      Доложив командиру полка о результатах боевого дня и последнего вылета, 
вновь проанализировал ход боя с «хеншелями». Меня всего передернуло, когда 
детально восстановил атаку на пикировании. Она едва не привела к столкновению с 
землей. Вывод четкий: прежде чем идти в атаку, надо хорошо оценить обстановку. 
Торопливость в бою опасна, она ничего не имеет общего с энергичными, 
решительными действиями. Вот так, на горьком опыте, родилось еще одно правило 
ведения боя. А спасла меня от гибели только высокая физическая подготовка, 
способность переносить большие перегрузки. Так шаг за шагом познавались и 
осваивались особенности ведения боя, приходил опыт, формировались качества, 
необходимые настоящему бойцу.
      Утро спутало все наши боевые планы. Пришли с севера холодные воздушные 
массы. Они накрыли туманом аэродромы дивизии. Вылетать было нельзя. Летчики, 
прибывшие на аэродром с рассветом, сразу же завалились на чехлы под крыльями 
самолетов. Короткие ночи первых чисел июля не позволяли хорошо отдохнуть. Сон к 
тому же был не только коротким, но и тревожным. Летчики во время сна чтото 
выкрикивали, вновь переживая боевые события минувшего дня. После такого сна, с 
раннего рассвета до наступления темноты – воздушные бои, штурмовые действия, 
другая боевая работа.
      Туман вскоре освободил летное поле. Командир полка сразу же выслал на 
разведку погоды летчика Дубинина. Это было разумное решение. Метеослужба не 
дает данных, а ведь погода сейчас для нас – главное.
      Сразу после взлета И16 исчез в тумане. Звук его мотора постепенно затих. 
Надо было ждать возвращения Дубинина. Я пошел вдоль стоянки, чтобы поговорить с 
техническим составом. Не так уж часто выдается время на это.
      С инженером Копыловым мы еще раз обговорили, какие работы надо провести 
на самолетах в ближайшее время, как пополнить запасы, так необходимые в боевых 
условиях, где разжиться инструментом. Побеседовал с вооруженцами, некоторыми 
техниками.
      Вижу, под крылом самолета Дьяченко собрались почти все летчики эскадрильи.
 Раздавался смех. Я подошел к ним.
      – О чем вы тут спорите? Почему не спите?
      – Да вот Дьяченко сравнивает наши штурмовки с выступлениями гимнастов под 
куполом цирка, – пояснил Лукашевич. – Ну и заспорили.
      – А что, товарищ командир, схожего много. Мы при штурмовке крутимся над 
противником и рискуем собой, как гимнасты при выступлении без страховки. 
Захватывающий момент: объявляется «смертельно опасный номер под куполом цирка»! 
Дробь барабанов, и все, затаив дыхание, ждут. Гимнасты иногда срываются с 
трапеции…
      – Кончайте банчок! Пока еще есть время, поспите, – строго сказал я и 
пошел дальше по стоянке.
      Шел и думал: может быть, такие разговоры отвлекают летчиков от тяжелых 
мыслей, служат своеобразной разрядкой. Они честно выполняют свой долг. Каждый 
из них безраздельно верит в нашу победу, делает все, чтобы приблизить этот 
светлый день.
      Прошло два часа, а Дубинина все не было. Ждать уже бесполезно. Можно лишь 
надеяться на то, что он сел гденибудь вынужденно изза выработки горючего или 
отказа мотора. О том, что на самом деле произошло с Дубининым, нам стало 
известно лишь через несколько дней. А случилось следующее…
      Над линией фронта туман рассеялся раньше, чем в нашем районе. 
Установилась ясная погода. Отсутствие советской авиации в воздухе позволяло 
гитлеровским п