ра. Командир полка, опираясь на данные штаба, 
сделал все, чтобы избежать шаблона в боевых действиях. Он даже чуть сместил 
время ударов.
      Солнце уже было над горизонтом, когда до стоянок наших самолетов 
донеслись взрывы бомб со стороны Котовска. Все прислушались. Стало ясно: 
авиация противника бомбила город. Мгновенно взлетело около десяти «мигов». 
Группа направилась на Котовск. Девятка Ю88, отбомбившись по станции, 
разворачивалась на запад. Наши летчики с ходу атаковали их. Оказавшийся первым, 
младший лейтенант Яковлев нацелился на ведущего бомбардировщика и, не выходя из 
атаки, врезался в него.
      Вражеский строй рассыпался. Беспрерывными атаками летчики уничтожали 
«юнкерсов» одного за другим. Последний из девятки был сбит за рекой Прут. Лишь 
тогда группа возвратилась на аэродром. Это была большая победа.
      Я садился с трудом. Единственная пуля, попавшая в самолет, пробила 
масляный бак. Но все же масла хватило. Это спасло мотор от заклинивания, а меня 
– от вынужденной посадки. После приземления было много разговоров об этом 
удачном бое. Вскоре мы узнали подробности гибели отважного летчика Николая 
Яковлева.
      Успех в уничтожении девятки «юнкерсов» во многом был предопределен его 
дерзкой атакой. Сбив ведущего вражеской группы, он нарушил управление и 
психологически подавил организованное противодействие врага. Яковлев был убит 
еще на пикировании. Пуля попала ему в голову. Но «миг», нацеленный твердой 
рукой, врезался в бомбардировщик. Погибая, Яковлев обеспечил победу боевым 
товарищам. Он показал пример ярости и ненависти к врагу. Трагическая судьба его 
омрачила радость нашей победы. Но она и вселила гордость за героя.
      Узнав подробности гибели, летчики невольно или вольно посетовали на наших 
авиаконструкторов за отсутствие на истребителях бронированных передних стекол. 
Мы уже знали, что на «мессершмиттах» они стоят.
      
ПОДВИГ КОМЭСКА
      
      На следующий день обстановка на нашем фронте резко изменилась. Началось 
мощное наступление немецких и румынских войск с форсированием реки Прут. 
Эскадрильи, получив новую боевую задачу, одна за другой направились в район 
Яссы – Унгены.
      День был горячий, напряженный. Заправившись горючим и боеприпасами, наше 
подразделение снова летит штурмовать вражеские войска. Впереди звено под 
командованием Федора Атрашкевича, а за ним, в колонне, остальные. Перед 
переправой заметили скопление противника: танки, автомашины, артиллерия. 
Навстречу нам замелькали трассы. Прорвавшись через их заслон, с пикированием 
бросаем бомбы, обстреливаем цели из пулеметов. С набором высоты вытягиваемся 
друг за другом в круг, пикируем повторно. Под нами горят автомашины, во все 
стороны разбегаются и падают пехотинцы. Зенитный огонь неистовствует.
      Вдруг за передним самолетом потянулась струя дыма и огня. Возглавлял 
группу Атрашкевич, – значит, его машину подбила зенитка. Как защемило в этот 
момент сердце. Все следили за самолетом командира эскадрильи. Пламя разгорелось.
 Было ясно, что к своим он уже не дотянет… И вдруг самолет резко из 
горизонтального положения перешел в пикирование. Было видно, что он нацелен в 
самую гущу вражеской техники. Взрыв разметал ее.
      Погиб наш командир, погиб геройски. Решил ли Атрашкевич идти на таран или 
же был убит в воздухе – мы никогда не узнаем. На самолете не было радиостанции. 
Все мы знали его как отважного воздушного бойца, умного и душевного человека, 
требовательного и вдумчивого командира. В самое трудное время Великой 
Отечественной – в ее начальный период – он учил нас воевать, учился сам, был 
примером самоотверженности. Превыше всего Федор Васильевич ценил в истребителе 
способность до конца выполнить боевую задачу, развивал у летчиков смелость и 
дерзость, инициативу и настойчивость. Мы уважали командира, ценили его слово, 
дорожили его оценкой и советом.
      Гибель командира вызвала ярость у всех летчиков группы. Мы пикировали на 
зенитные батареи, готовые таранить их своими «мигами». Каждый стремился точно 
разить врага, все умение вкладывал в атаку.
      Совершив посадку, я не отошел от самолета, ждал летчиков. Ко мне медленно 
приблизился техник Федора Васильевича Атрашкевича. Он уже по номерам севших 
самолетов понял: командир не вернулся с задания. Но подходя ко мне, он еще не 
терял надежды. В нем еще теплилась мысль: Атрашкевич не погиб, выбросился с 
парашютом «или сел вынужденно. Сдавленным голосом спросил:
      – Что с командиром, товарищ старший лейтенант?
      – Нет больше его, – с трудом отвечаю. – Сбила зенитка.
      Стоим и молчим, опустив головы. Такова судьба боевого экипажа. Летчики 
погибают в небе, а техники долго переживают утрату. Кровь, пролитая в бою, еще 
сильнее скрепляет боевую дружбу между летным и техническим составом.
      Проводив в боевой полет летчика, каждый техник с нетерпением ждет его 
возвращения. С тревогой всматривается в горизонт, внимательно следит за 
бортовыми номерами садящихся машин. Эти мгновения приносят ему радость или горе.
 Когда летчики отдыхают после напряженного боевого дня, техник и мотористы 
успевают залатать все пробоины в самолетах, снять поврежденный мотор, поставить 
новый. От золотых рук этих людей, их беспримерного патриотизма и трудолюбия во 
многом зависят успехи в небе.
      К моему самолету собрался весь состав эскадрильи. Из подъехавшей «эмки» 
вышел Иванов. Я доложил ему обстоятельства гибели Ф. В. Атрашкевича.
      – Жаль! Тако