стал невольным свидетелем разговора двух офицеров. Оба были молодыми 
лейтенантами и, судя по беседе, приятелями школьных лет. У одного были погоны 
артиллериста, у другого – лётчика. Артиллерист восхищался профессией 
истребителей. Он много говорил о том, что смотрит на лётное дело с 
исключительным уважением, что драться в воздушном бою, повидимому, куда тяжелее,
 нежели ему командовать батареей противотанковых пушек.
      – Ерунда, – возражал его приятель. Изображая руками различные моменты боя,
 он говорил: – Подошёл, дал ему из пулемётов, он и горит… Подошёл к другому, 
рубанул из пушки – готов!..
      Мне очень не понравились нотки бахвальства, звучавшие в словах молодого 
лётчика. Всё у него выходило слишком просто. Я вмешался в разговор и, узнав, 
что лейтенант пока что сбил только три неприятельские машины, не постеснялся 
тут же пристыдить его, подчеркнув, что на победу в воздушном бою нельзя 
смотреть, как на простое, совсем бесхитростное дело. Нет! Оно требует огромного 
напряжения сил и нервов, большой выдумки и умения, добываемого тяжёлой боевой 
практикой. Если бы мы имели дело с макетами самолётов, расположенными на 
своеобразном воздушном полигоне, то, может быть, и действительно можно было 
одерживать победы, пользуясь формулой молодого лейтенанта: «подошёл – рубанул – 
свалил».
      Но настоящая формула воздушного боя, которую вынашивали и творили 
наиболее передовые советские лётчики, выглядела иначе. Воздушный бой – это не 
упражнения на полигоне. Мы дрались с серьёзным, хитрым и коварным противником. 
Много энергии надо было затратить, чтобы сбить вражескую машину. Среди немецких 
лётчиков встречались и сильные бойцы. Чтобы одержать победы над ними, нужны 
были не только навыки специалистапилота, но и большое упорство, выдержка, 
чувство морального превосходства над врагом, отличное знание тактики воздушного 
боя. Наши советские лётчикиистребители были сильны и в этом отношении. Именно 
благодаря основам прекрасного боевого воспитания наши лётчики в любых трудных 
условиях одерживали победы.
      И ещё несколько замечаний сделал я в завязавшемся разговоре. Я напомнил 
молодому лётчику о том, что порою на аэродромах можно услышать, как дают оценку 
воздушному бою по тому, удалось ли пилоту зайти в хвост машине противника или 
так сблизиться с врагом, чтобы получить возможность безошибочно поразить её, 
стреляя по наиболее уязвимым местам неприятельского самолёта. Правильно, надо 
хвалить лётчика, который, совершив умелый манёвр, сразит врага. Но при этом не 
нужно забывать и о противнике. Иной вражеский пилот будет так изворачиваться, 
что, сколько ни гоняйся за хвостом его самолёта, – выгодной позиции не получишь.
 Значит, бой должен закончиться впустую? Нет, такой выход неприемлем для 
советского истребителя. Он – воинмститель, из любого положения должен найти 
выход и, отыскав врага, уничтожить его. Способов к этому много. Лейтенанту я 
рассказал только о двух, наводивших особый страх на немцев, – таране и лобовой 
атаке.
      Оба этих приёма требуют от лётчика исключительных моральных качеств, 
уверенности в своих силах. Мне случалось ходить в лобовую атаку, приходилось 
видеть, как ходили в неё другие лётчики. Со страшной скоростью несутся друг на 
друга два самолёта. Сближение занимает считаные секунды. Дистанция 
действительного огня создаётся почти мгновенно. Одно неверное движение и ты 
можешь врезаться своим самолётом в машину врага. На какойто миг ты опоздаешь 
привести в действие своё оружие и вражеская трасса сразит тебя.
      У кого сердце крепче, кто владеет холодной, расчётливой смелостью, 
рождённой верой в успех и правоту своего дела, – тот сразит противника. Умелая 
лобовая атака – оружие победы советского лётчика. Это тот же разящий противника 
с одного удара боевой манёвр. И пользоваться им в схватке с врагом должно и 
нужно, уничтожая его не только «с хвоста», но и прямым смертельным ударом в лоб.

      Готовясь к вылету на фронт на новых самолётах, лётчики нашей части 
старались подвести итоги тому, что уже было сделано и надёжно закреплено в 
области воздушной тактики, старались продумать, что ещё нужно сделать для того, 
чтобы наша тактика давала возможность разить противника наверняка. Разумеется, 
большим завоеванием советских лётчиков был массовый переход на вертикальный 
манёвр. Боевая вертикаль, прочно вошедшая в повседневную практику истребителей, 
породила множество отличных приёмов воздушного боя.
      Но воздушный бой не терпит шаблона и стандарта. На собственном опыте мы 
знали, как опасно пользоваться в бою одними и теми же заученными приёмами. 
Подлинная ценность лётчикаистребителя состоит именно в том, что в нужную 
минуту он сумеет применить не те сто или двести заученных приёмов борьбы, 
которые хороши в определённой обстановке, а внезапно осуществит новый, сто 
первый, или двести первый приём, возникший в острый момент схватки с 
противником. Вот почему нельзя было, конечно, останавливаться только на одном 
вертикальном манёвре, на методе боя только одними парами, к которым мы перешли 
ещё до Сталинградского сражения.
      Наша эскадрилья в части считалась экспериментальной. Без ложной 
застенчивости могу сказать, что лётчики нашей эскадрильи всё время старались 
изыскивать и проверять на практике наиболее передовые методы борьбы с 
противником. Они вытекали из основной формулы воздушного боя с решительными 
целями. Эта формула включала в себя четыре главных элемента: «высота – скорость 
– манёвр – огонь». Вооружённые ею мы и возвратились на фронт после освоения 
нового самолёта. Широко и творчески пользуясь этой формулой, мы выиграли не 
один тяжёлый бой в знаменитом воздушном сражении на Кубани весной сорок 
третьего года.