армией, получил, как я представляю, и документы, из которых явствовало, что к 
делам будущего подполья и технического обеспечения диверсий во вражеском тылу 
имеем отношение мы, Бадаев и Хренов. Видимо, потому он и пригласил меня на эту 
встречу. Вскоре мы подъехали к селу. Смеркалось. Небо обжигало зарево пожаров. 
Над головой пролетали снаряды и мины, посвистывали шальные осколки – всего в 
нескольких километрах отсюда пролегал оборонительный рубеж. Но весь этот 
антураж был настолько привычен, что мы попросту не замечали его. Петров 
приказал шоферу остановить машину. «Ну что, прогуляемся, Аркадий Федорович? 
Вечер-то какой – грех не пройтись». Не прошли мы и полусотни метров, как из 
темноты возникла человеческая фигура. Я сразу узнал Бадаева. Одет он был в 
гимнастерку, ладно облегающую широкую грудь, шаровары были заправлены в сапоги. 
Мы поздоровались, обменявшись крепким рукопожатием, и тут же приступили к 
деловому разговору. Петров передал капитану код; уговорились, как будет 
налажена радиосвязь. Я рассказал, где будут производиться взрывы для прикрытия 
отхода наших войск. Посоветовал, как снабдить подпольщиков минами. «И что самое 
важное для нас, – сказал я ему, – это узнать день и час, когда в штабе на 
Маразлиевской состоится какое-нибудь большое совещание с участием генералитета. 
Сообщение об этом нам надо получить хотя бы за полсуток до начала…» Весь наш 
разговор, – закончил свой рассказ Хренов, – занял с полчаса. Бадаев исчез так 
же внезапно, как и появился, – словно растворился во мраке…

Забегая вперед, скажу: 22 октября, уже под Севастополем, генералы Петров и 
Хренов получили радиограмму Бадаева, в ней говорилось о предстоящем совещании в 
доме с заложенным радиотелефугасом. Во время, когда проходило это совещание, по 
команде генерала Хренова был послан кодированный радиосигнал, на который было 
настроено приемное устройство в подвале на Маразлиевской. Взрыв был мощный; по 
донесениям наших разведчиков, под обломками погибло до 50 генералов и офицеров 
оккупационных войск.

Во время одной из моих поездок в Румынию в 1981 году я познакомился с бывшим 
румынским военным летчиком Георгием Команом. Ему уже семьдесят лет, но он по 
сей день сохранил спортивную форму – худощавый, подвижный. Сейчас он работает 
инженером в организации, тесно сотрудничающей с нами. Он не раз бывал в 
командировках в нашей стране. Так вот, рассказывая мне о боях под Одессой и о 
том, что происходило в городе после ухода нашей армии, Коман вдруг воскликнул:

– А какой сюрприз ваши устроили нашему незадачливому командованию! Ведь оно, 
даже не проверив подвалы, поспешило занять лучший дом под свой штаб. Вот и 
поплатились! Шарахнуло так, что весь город вздрогнул.

– Вы о каком взрыве говорите?

– О том, который подготовили ваши инженеры на улице… как ее… сейчас вспомню… 
кажется, Маразлиевская. Там стоял большой красивый дом, и ваши правильно 
рассчитали, что именно здесь разместится штаб, и заложили мины замедленного 
действия.

– Вы видели этот взрыв?

– Если бы видел, не разговаривал бы теперь с вами. Я слышал, как он грохнул. А 
когда прибежал к штабу, на его месте была только огромная воронка да обломки 
стен вокруг. Взрыв произошел во время совещания, погибло несколько десятков 
высших чинов нашей армии.




15 октября 1941 года


К 15 октября в Одессу пришли транспорты «Чапаев», «Калинин», «Восток», 
«Абхазия», «Армения», «Украина» и другие. В порту имитировалась разгрузка якобы 
прибывших в Одессу свежих пополнений. Колонны крытых брезентом автомобилей 
изображали перевозку подкреплений в тылы соединений, находящихся на передовой. 
Работали радиостанции несуществующих новых, прибывших частей.

С утра генерал Петров обошел все причалы и проверил готовность порта к приему 
отходящих войск. Командиры дивизий и полков прошли каждый по своему маршруту и 
просмотрели пути движения к местам погрузки. После этого были проведены по этим 
же маршрутам и командиры подразделений. Отход частей должен был совершиться 
очень быстро, поэтому недопустимы были никакие задержки. Для того чтобы ночью 
не сбиться с намеченного пути отхода, генерал Петров приказал перед 
наступлением темноты посыпать маршруты толченой известью. И напомнил, чтобы 
каждый командир сделал какие-то определенные знаки на своем маршруте.

В этот день с утра, как только началась артиллерийская перестрелка, наши войска 
провели мощный огневой налет – сначала по переднему краю, а потом по глубине 
обороны противника. Налет был настолько мощный, что батареи врага на некоторое 
время приумолкли. Затем в течение дня методически велся огонь по батареям 
противника и по его переднему краю. Методический обстрел чередовался с