здесь уже наступали 12 румынских дивизий (в том числе одна танковая) и еще семь 
бригад, а также части 72-й немецкой пехотной дивизии. Трехсоттысячная армия при 
поддержке большого количества танков и более ста самолетов рвалась к городу.

И все это против трех дивизий Приморской армии (плюс отдельные отряды моряков), 
понесших большие потери еще при отходе от государственной границы!

По военной теории наступающий должен иметь тройное превосходство в силах. Под 
Одессой противник имел гораздо большее, на некоторых участках даже 
десятикратное. Вот документ, свидетельствующий о признании противником 
неспособности взять Одессу, несмотря на свое превосходство, – это приказ 
Антонеску по 4-й армии, обнаруженный у убитого под Одессой офицера.



«Многие командиры сообщают мне, что наша пехота не поднимается и не следует за 
командирами, как именно случилось в 11-й дивизии… Считаю виновными командиров, 
если они не уничтожили на месте мерзавцев, позорящих свой народ, свои звания и 
свою фамилию.

Также считаю тяжело виновными всех командиров крупных и мелких подразделений, 
которые отсылают в тыл раненных в руки и пальцы ног. За редким исключением 
такие раненые – самострелы, а их нужно уничтожать на месте.

Требую от всех моральной стойкости и энергии… Вы боитесь танков. Целые наши 
полки, как, например, 15-й пехотный, бежали по 4—5 километров назад только от 
появления – 3—4 танков противника… Позор такой армии, которая в четверо, 
впятеро (разрядка моя. – В. К.) превосходит противника по численности, 
превосходит его вооружением… и вместе с тем сдерживалась на одном месте 
небольшими… советскими частями».





Август 1941 года


Танки, о которых упоминает Антонеску, были не настоящие, а местного, одесского 
производства. Их делали из обычных тракторов, на которые навешивали стальную 
обшивку, придавая им внешне форму танков. Они оказывали на противника больше, 
пожалуй, психологическое воздействие и не могли сделать того, что делали 
реальные танки в бою. Одесситы не забывали о шутках даже в трудные дни. Они 
назвали свое создание «танк типа НИ», что значило при расшифровке «на испуг». И 
эти танки действительно, участвуя в контратаках наших войск, своим грохотом, 
ревом моторов, лязгом плит и пластин действовали на противника устрашающе.

В одном из боев три таких самодельных танка пошли навстречу наступающей 
вражеской пехоте, ведя огонь из установленных на тракторах пулеметов. Пехота 
залегла, но вражеская артиллерия стала бить по этим танкам. Вот тут уже 
самодельным машинам стало худо. Одна из них была подбита и остановилась. Если 
бы не выручила наша пехота, экипаж мог бы попасть в плен. «Броня» танка была 
искорежена вмятинами от пуль и осколков, огромная пробоина зияла в борту.

Бойцы-пехотинцы качали головой и, улыбаясь, говорили отчаянному экипажу:

– Как же вы отважились на таком драндулете идти в атаку?

Лейтенант-одессит остался верен чувству юмора и в эти критические минуты. Он 
ответил:

– Ах, товарищи дорогие! Это же чудесная боевая машина! В другом танке снаряд 
внутри разорвется и тарараму там наделает боже ж ты мой! А этот фургон он так 
интеллигентно пронзает насквозь, что даже взрыватель не срабатывает. Меня может 
убить только прямым попаданием. А по теории вероятности фашисту для этого надо 
израсходовать больше половины своих боеприпасов, на два же таких танка у него и 
снарядов не хватит!

Румынское командование, гоня в бой свои войска, пыталось играть и на чувствах 
своих солдат, бессовестно обманывая их при этом. Однажды начальник разведки 
принес Петрову листовку, которая была взята у пленных румын. Читал Петров этот 
листок и, иронически улыбаясь, комментировал:

– Всегда, во все времена, полководцы знали цену моральному фактору. Укрепляли, 
повышали боевой дух разными средствами и способами. Одни использовали религию, 
другие искали путь к сердцу солдата через желудок, третьи обещали хорошую 
добычу. Надо признать, каждый раз это давало некоторый подъем духа. Правда, 
ненадолго. Кроме, пожалуй, религиозных мотивов. Религия была самым действенным 
средством в деле укрепления моральных сил. Но самое сильное средство поднятия 
боевого духа воинов – не вера в бога, не шовинизм, не нажива, а сознание