соображения, которые у меня имеются, и если он будет согласен, внесем Вам на 
утверждение. — А мы с этим лицом и ведем сейчас разговор. — Вы имеете в виду 
меня, товарищ Сталин? — изумившись, спросил Голованов. — Да, именно вас. «Хотя 
сам я был летчиком, — продолжает вспоминать Голованов, — и мне довелось в 
течение ряда лет быть начальником крупнейшего Восточно-Сибирского управления 
Гражданского Воздушного Флота, где работа экипажей проходила в суровых условиях 
Севера на многих тысячах километров воздушных трасс, все же я не представлял, 
как я могу взяться за ту огромную и ответственную работу, о которой шла речь. 
Имею ли я право, да еще во время войны, взяться за дело, когда я не чувствую в 
себе той уверенности, с какой обычно всегда брался за все, что мне поручали? — 
Разрешите, товарищ Сталин, подумать, — после довольно длительного молчания 
сказал я. — Боитесь? — Сталин как будто читал мои мысли. Я вспыхнул, 
почувствовал, как кровь прилила к лицу. — Я никогда не был трусом, товарищ 
Сталин! — Это нам давно известно, — последовал спокойный ответ. — Но нужно 
уметь держать себя в руках. Мы за вас подумали, и время вам на это тратить 
нечего. Вы лучше подумайте над тем, как все это практически осуществить. Не 
торопитесь, посоветуйтесь, с кем найдете нужным, и через пару дней дайте свои 
соображения...» 5 марта 1942 года было примято постановление Государственного 
Комитета обороны об организации АДД. Все принципиальные вопросы, касающиеся 
обеспечения и руководства боевыми действиями АДД, решались не только 
Государственным Комитетом обороны и Ставкой Верховного Главнокомандования, но и 
лично Сталиным. Сталин вникал но все детали. Вот интересная подробность. В 
представленном проекте постановления, в частности, было указано, что АДД 
находится при Ставке Верховного Главнокомандования, ибо считали, что «авиация 
при Ставке» или «авиация Ставки» — понятие одно и то же. Слово «при» Сталин 
вычеркнул и сказал: — Мы же договорились, что АДД будет организацией Ставки, а 
не при Ставке. Надо всегда точно определять место и задачи всякой организации, 
если хочешь получить от нее желаемые результаты. АДД на 5 марта 1942 года 
располагала 341 самолетом. Из них 171 самолет мог выполнять боевые задачи, 
остальные были неисправны. Экипажей было 367, из них 209 летали ночью. С этими 
силами и средствами АДД приступила к боевой деятельности. Затем появились 
воздушные армии и настоящий самостоятельный вид — Авиация Дальнего Действия, 
которая насчитывала тысячи самолетов, имела свой штаб, инженерно-техническое 
обеспечение, тыловые службы, аэродромную службу. О масштабах и эффективности 
использования АДД свидетельствует один, но весомый показатель: если взять за 
сто процентов количество бомб, сброшенных на врага ВВС Красной Армии, то 
пятьдесят процентов от этого количества приходится на АДД. Голованов, который 
являлся ее бессменным Главнокомандующим и был удостоен звания Главного маршала 
авиации, так коротко и очень точно сказал об АДД: «Используя АДД на главных 
направлениях, Верховный Главнокомандующий в любой момент, не тратя времени на 
переброску фронтовой авиации, мог создать огневой перевес там, где это 
требовалось. АДД превратилась в стратегический резерв». В течение всей войны 
задачи перед АДД ставил только Сталин. Постоянное боевое использование АДД 
сочеталось с повседневной личной заботой Верховного об авиации. Приведу один 
убедительный эпизод, подтверждающий это. Беру его из воспоминаний того же 
Голованова. "Однажды меня вызвал Сталин и спросил: — Все ли готовые самолеты вы 
вовремя забираете с заводов? — Самолеты забираем по мере готовности. — А нет ли 
у вас данных, много ли стоит на аэродромах самолетов, предъявленных заводами, 
но не принятых военными представителями? Ответить на этот вопрос я не мог и 
попросил разрешения уточнить необходимые сведения для ответа. — Хорошо. 
Уточните и позвоните. Я немедленно связался с И. В. Марковым, главным инженером 
АДД. Он сообщил мне, что предъявленных заводами и непринятых самолетов на 
заводских аэродромах нет. Я тотчас же по телефону доложил об этом Сталину. — Вы 
можете приехать? — спросил он. — Могу, товарищ Сталин. — Пожалуйста, приезжайте.
 Войдя в кабинет, я увидел там генерала — одного из крупных авиационных 
военачальников (не называю фамилию этого человека, его уже нет в живых), что-то 
горячо доказывающего Сталину. Вслушавшись в разговор, я понял, что речь идет о 
большом количестве самолетов, стоящих на заводских аэродромах. Эти самолеты 
якобы были предъявлены военной приемке, но не приняты, как тогда говорили, «по 
бою», то есть они имели различные технические дефекты, без устранения которых 
самолеты поднимать в воздух нельзя. Генерал закончил свою речь словами: — А 
Шахурин (нарком авиапромышленности. — А. Г.)вам врет, товарищ Сталин. — Ну что 
же, вызовем Шахурипа, — сказал Сталин. Он нажал кнопку — вошел Поскребышев. — 
Попросите приехать Шахурина. Сталин вновь спросил, точно ли я знаю, что на 
заводах нет предъявленных, но не принятых самолетов для АДД. Я доложил, что 
главный инженер АДД заверил меня: таких самолетов нет. — Может быть, — добавил 
я, — у него данные не сегодняшнего дня, но мы тщательно следим за выпуском 
каждого самолета, у нас, как известно, идут новые формирования. Может быть, 
один или два самолета где-нибудь и стоят. — Здесь идет речь не о таком 
количестве, — заметил Сталин. Через несколько минут явился А. И. Шахурин. — Вот 
тут нас уверяют, — сказал Сталин, — что те семьсот самолетов, о которых вы мне 
говорили, стоят на аэродромах заводов не потому, что нет летчиков, а потому, 
что они не готовы по бою, поэтому не принимаются военными представителями, и 
что летчики в ожидании живут там месяцами. — Это неправда, товарищ Сталин, — 
ответил Шахурин. — Вот видите, как получается: один говорит, что есть самолеты, 
но нет летчиков, а другой уверяет, что есть летчики, но нет самолетов. 
Понимаете ли вы оба, что семьсот самолетов — это не семь самолетов? Вы же 
знаете, что фронт нуждается в них, а тут целая армия. Что же мы будем делать, 
кому из вас верить? Воцарилось молчание. Я с любопытством и изумлением следил 
за происходящим разговором: неужели это правда, что целых семьсот самолетов