государственную деятельность.) Он вообще, кажется, успевал везде.

Сталинская премия учреждена постановлением Совнаркома СССР 20 декабря 1939 года,
 позднее, 9 сентября 1966 года, была переименована в Государственную.

Здесь мне придется сделать еще одно отступление. Дело в том, что (опять-таки 
судьба!) мне довелось быть последним председателем Государственного комитета по 
Ленинским и Государственным премиям. Обычно по традиции председателями 
назначались первые секретари Союза писателей СССР — Фадеев, Марков. Я был 
несколько лет заместителем Маркова. После него председательствовал недолго 
известный художник академик Угаров. Но он скоропостижно скончался. И решением 
Совнаркома председателем был назначен я. Руководил этим комитетом до развала 
СССР.

Надо сказать, Сталин не единолично, не по своему капризу раздавал премии, как 
это часто извращают сегодня. В Государственном комитете по премиям было 75 
самых видных деятелей искусства. Кандидатов, соискателей премии выдвигали 
творческие, производственные коллективы, издательства. Велось широкое 
обсуждение в прессе. Аппарат комитета (его секции по каждому виду искусства — 
литературе, живописи, кино, архитектуре, драматургии) готовил справочные 
материалы, рецензии для членов комитета и прессы.

И наконец, собирались на сессию члены комитета. Они были очень известные, 
занятые люди, но на сессию съезжались все 75! Это объясняется тем, что каждый 
из них отстаивал, “проталкивал” коллегу по своему виду искусства. Соискателей 
после отбора было по 30—40 по каждому виду, а премий Совет Министров выделял по 
2—3 на каждый из них.

Борьба шла многодневная, напряженная, пока, наконец, сходились на этих 2—3-х 
самых достойных. Я до сих пор вспоминаю с восхищением разгоряченные речи, 
горящие глаза, порывистые жесты самых из самых известных талантливых писателей, 
артистов, художников, архитекторов, с каким азартом они боролись за своих 
кандидатов. В то же время многие из них были люди пожилые, увенчанные сединами, 
но на сессиях они превращались в молодых, отчаянных бойцов. Страсти кипели 
поистине шекспировские.

И по сей день, иногда, гуляя по Тверской улице, я встречаю знакомых. Если 
приподнял шляпу, улыбнулся, сказал: “Здравствуйте, Владимир Васильевич!” — 
значит, этому премию дали. Если отвернулся (а про себя еще, наверное, и 
обругал), значит — ему отказали.

Сталин не придавал премиям большого значения, хотел ими привлечь на сторону 
партии работников искусства. Это были своего рода “шубы с боярского плеча”. 
Премиями привлекали талантливых людей к тематике, нужной партии в воспитании 
высоконравственных, образованных, сильных духом советских людей, особенно 
молодежи.

Работы, удостоенные премий, широко пропагандировались в печати, на радио, в 
политработе в армии (в каждой роте была Ленинская комната, в полку — 
библиотека). Этим усиливалось воздействие искусства, особенно кино и литературы,
 в достижении воспитательных целей.

И действительно, люди становились нравственно чистыми, не было нынешнего обвала 
преступности, каждый мог получить бесплатное образование, вплоть до высшего, в 
любом университете, институте. Не допускались в кино и литературе животные 
страсти, порнография, секс на уровне собачьих случек, ныне затопившие телеэкран 
и книжные полки.

В перестроечном понимании любые ограничения и запреты этого безобразия 
объявляются “тоталитаризмом, разгулом Цензуры, удушением свободы и прав 
человека”.

Непонятно, по человеческому разумению, что же плохого в том, что росло и 
укреплялось здоровое нравственно и физически общество?

Утверждение, что все было направлено на восхваление Сталина, на раздувание 
“культа личности”, — это тактический прием его извечных хулителей, основанный 
на лжи, передергивании фактов, обмане, охмурении людей.

Сталин был образцом скромности и порядочности как в быту, так и на службе. 
Работал день и ночь. Одни ботинки и китель носил годами. Жил на государственной 
квартире и даче, причем довольно скромных для главы великого государства. 
Никаких счетов в банках не имел. Жена ему писала: “Иосиф, пришли мне, если 
можешь, руб. 50, мне выдадут деньги только 15/IX в Промакадемии, а сейчас я 
сижу без копейки”. Какой большой смысл и подтверждение скромности семейной 
жизни в ее “если можешь”.

И так было всегда: в день смерти Сталина в его тумбочке (или на сберкнижке, не 
помню точно) нашли лишь очередную зарплату.