Кажется, что Сталин занимает здесь гораздо более либеральную позицию, чем 
рапповцы, в частности Киршон. Первый марксист страны говорит прямо-таки 
крамольные вещи: “Можно быть хорошим художником и не быть 
материалистом-диалектиком. Были такие художники. Шекспир, например”. “И Пушкин”,
 — добавляет Никифоров.

Авербах, громко: “Да, но мы хотим создать социалистическое искусство, товарищ 
Сталин”. Никулин: “Смотрите, смотрите, не успели его еще ввести в Оргкомитет, а 
он уже кричит, и кричит уже на Сталина”. Все хохочут. Но Сталин продолжает 
спокойно: “Мне кажется, если кто-нибудь овладеет как следует марксизмом, 
диалектическим материализмом, он не станет стихи писать, он будет 
хозяйственником или в ЦК захочет попасть. Теперь все в ЦК хотят попасть... Но 
вы же не должны забивать художнику голову тезисами. Художник должен правдиво 
показать жизнь. А если он будет правдиво показывать нашу жизнь, то в ней он не 
может не заметить, не показать того, что ведет ее к социализму. Это и будет 
социалистический реализм”. (Кстати, именно на этой встрече Сталин назвал 
писателей “инженерами человеческих душ”).

Споривший с вождем Авербах защищал не только какой-то теоретический постулат, а 
весь РАПП. “Неистовые ревнители” являлись фанатиками 
диалектико-материалистического метода в художественном творчестве. Что это 
такое конкретно, не знал никто, но рапповцы могли любого неугодного им автора 
отлучить от марксизма, поскольку они присваивали себе монополию на его 
истолкование. И вот теперь вождь фактически их дезавуирует. Удар смертельный...

Таким образом, Сталин первым ввел в литературную жизнь Союза термин 
“социалистический реализм”. Позднее в беседе с Горьким Сталин более подробно 
обосновал это понятие:

— Нам не стоит особо подчеркивать пролетарский характер советской литературы и 
искусства — это не будет способствовать единению творческих сил. Не надо и 
забегать вперед, выдвигая термин “коммунистический реализм”. Скромнее и точнее 
говорить пока о социалистическом реализме. Достоинством такого определения 
является, во-первых, краткость (всего два слова), во-вторых, понятность и, 
в-третьих, указание на преемственность в развитии литературы (литература 
критического реализма, возникшая на этом этапе буржуазно-демократического 
общественного движения, переходит, перерастает на этапе пролетарского 
социалистического движения в литературу социалистического реализма).

На расширенном заседании Политбюро, когда рассматривались дела комиссии по 
подготовке съезда писателей, был поднят вопрос и о социалистическом реализме. 
Рапповцы опять защищали свой “диалектико-материалистический” метод. Какая была 
свободная и горячая дискуссия, показывает количество выступлений: Киршон — 15 
раз, Афиногенов — 4 раза, Сталин — более 10 раз.

В конечном счете было записано решение о том, что социалистический реализм 
определяет позиции партии в вопросах литературы.

Моя писательская судьба сложилась очень удачно — я был в эпицентре 
литературно-общественной жизни в 80—90-е годы: шесть лет работал главным 
редактором самого элитного журнала “Новый мир”, в нем печатались все ведущие 
писатели того времени: Леонов, Солженицын, Распутин, Катаев, Бондарев, Гранин, 
Айтматов, Мариэтта Шагинян, Вознесенский, Евтушенко, Гамзатов и многие другие. 
Я читал их рукописи первым. Беседовал с ними, порой высказывал пожелания свои и 
членов редколлегии (а это были тоже очень именитые писатели). Замечания обычно 
касались стилистики или сокращения (журнал иногда не мог поместить очень 
объемные романы).

Никогда, ни в одной беседе, не было сказано ни одного слова о социалистическом 
реализме. Многие мои собеседники живы, они могут это подтвердить.

На VIII съезде писателей, который проходил в июле 1986 года в Кремле, меня 
избрали первым секретарем Союза писателей СССР. По иронии судьбы я стал и 
последним Первым секретарем с 1986 по 1991 год, после чего Советский Союз 
развалили и Союз писателей СССР перестал существовать. Он распался (его 
растащили) на несколько враждующих (неизвестно из-за чего) групповых союзников, 
которые потеряли все общественные и материальные преимущества Большого Союза: 
издательства, дома творчества (более 20-ти в самых живописных уголках страны), 
около сотни “толстых” журналов (включая республиканские). Я уже не говорю о 
тиражах этих журналов. Например, “Новый мир” я передал С. Залыгину при тираже 
более полумиллиона, сегодня он едва набирает десять тысяч! Союз писателей СССР 
не получал от государства ни копейки дотаций, а сам отчислял в госбюджет до 800 
миллионов рублей. (Построить школьный комплекс со спортзалом и стадионом стоило 
тогда до 1 миллиона рублей.)

Я сделал это отступление, движимый не только ностальгией (она есть, не отрицаю),
 но, главным образом, я хотел показать читателям, что в этих вопросах 
разбираюсь не как человек со стороны, а как профессионал.

* * *