в шатре моем, да познаешь силу и величие монголов”. Александр любил Отечество 
больше своей княжеской власти, не хотел гордым отказом подвергнуть оное новым 
бедствиям и, презирая личную опасность не менее тщеславия, вслед за братом 
Андреем поехал в стан монгольский, где сгинул уже его отец, так же вызванный к 
хану.

Много бед претерпел Невский в стане врагов, его вынудил Батый проделать 
труднейшее путешествие к Великому хану. Не один год длилась эта унизительная 
покорность. Но своей стратегической мудростью Невский спас Россию, позволил ей 
отдышаться, собраться с силами, встать с колен и в конечном счете изгнать 
монголов.

Не похожа ли ситуация — когда у Сталина не было готовой армии, а супостат 
предлагает мирное сотрудничество? Не мудро ли принять это предложение и 
оттянуть войну на несколько лет, чтобы потом одержать победу?

Явно не случайно Иосиф Виссарионович, вдохновляя на подвиги армию, напоминал 
своей речью образ великого Александра Невского.

В общем, видящий да увидит, слышащий да услышит, ну а тому, кто слеп к правде, 
любые исторические аналогии пустой звук.




Мирные дни


В период борьбы с оппозицией Сталин, желая повысить свой уровень в теории, 
пригласил для занятий профессионального философа Стэна, бывшего в тот период 
зам. директора Института Маркса и Энгельса. Стэн включил в программу труды 
Гегеля, Канта, Фейербаха, Фихте, Шеллинга, Каутского, Плеханова... На уроках, 
которые происходили дважды в неделю, преподаватель “терпеливо пытался 
разъяснить высокопоставленному ученику гегелевские концепции о субстанции, 
отчуждении, тождестве бытия и мышления — понимания реального мира как 
проявления идеи. Абстрактность раздражала Сталина, но он пересиливал себя и 
продолжал слушать монотонный голос Стэна, изредка перебивая недовольными 
репликами: “Какое все это имеет значение для классовой борьбы?”, “Кто 
использует всю эту чепуху на практике?” В конечном итоге Сталин так и “не 
одолел сути диалектического отрицания, единства противоположностей... так и не 
усвоил тезис о единстве диалектики, логики и теории познания”, — утверждал 
Волкогонов.

Тогда возникает вопрос: как мог Сталин, не понимая диалектики, действовать 
столь эффективно, успешно реализуя свои замыслы? За счет чего он переиграл 
политических соперников? И в первую очередь — Троцкого, интеллект которого был 
“более изощренным, более ярким и богатым”, которому в числе других качеств были 
свойственны “живость мысли, широкая эрудиция, солидная европейская культура” (Д.
 А. Волкогонов).

А может быть, гегелевская диалектика вообще несовместима с реальной жизнью, ее 
незнание или “непонимание” позволяет вести дела более успешно? Быть может, 
диалектика Макиавелли умнее и жизненнее, чем гегелевские абстракции? Может быть,
 Сталин в своей практической деятельности выступал в роли стихийного диалектика,
 каждый раз заново открывая законы диалектики в конкретной ситуации и действуя 
в соответствии с ними? А тогда зачем ему “диалектика” по Стэну? И к чему вообще 
разговоры о “непонимании” им диалектики? Не для того ли только, чтобы сказать в 
его адрес что-то нелестное?

Сталин действовал по призыву Маркса к философам: перейти от объяснения мира к 
его преобразованию.

Теперь посмотрим на занятия Сталина философией с позиции здравого смысла. С 
одной стороны — глава государства, предельно загруженный конкретными делами, 
ведущий напряженную политическую борьбу, полный забот в поисках верных 
направлений дальнейшего развития страны. С другой стороны — вальяжный философ, 
ведущий неторопливый, размеренный образ жизни, отнюдь не перегруженной делами, 
и при этом свысока смотрящий на своего неискушенного в “чистой” философии 
ученика, безуспешно надеющегося получить от занятий конкретную пользу.

Ясно, что вопросы Сталина: “А для чего это нужно?”, “Что это дает?” — вопросы 
умного и делового человека. А вот ответы Стэна, что “это нужно вообще” или “это 
нужно знать каждому образованному человеку” в данной ситуации выглядят наивно. 
Погруженный в свою специальность, он не учитывает ни мотивов ученика, ни уровня 
его личности, ни ситуации в стране. Иными словами, Стэн не проявляет 
элементарного здравого смысла.

Напомним, что здравый смысл — это постоянное отражение в психике естественных, 
реальных связей и отношений, в которых реализуется сам процесс жизни.