назначения.
— Они уже созданы. Основа есть. А теперь будем их расширять и укреплять. В 
центре развернем дивизию, а при округах из рот создадим бригады. Ты и сам 
понимаешь, что нам хотелось бы подобрать в командование этой дивизией офицеров, 
знакомых с разведывательной работой. Ты в этом отношении — очень подходящая 
кандидатура — много лет у нас работал. А теперь вот побывал заместителем в 
офицерском училище, полком командуешь. Такое сочетание специальных знаний со 
строевой работой нам очень подходит. Тебе предлагается должность заместителя 
командира дивизии…
Он не называл это формирование «школой диверсантов», как его окрестили на 
Пленуме.
Трусов сделал паузу и посмотрел на меня: как я отреагирую на это предложение.
То, что он сказал, было настолько неожиданно, что я ответил не сразу.
— Подумай, Владимир Васильевич, но недолго. Послезавтра я должен вернуться в 
Москву (он подчеркнул) с твоим положительным ответом.
В те минуты я быстро соображал: как поступить? Служба у меня шла хорошо, работа 
в полку мне нравилась, офицеры и солдаты, да и командование относились ко мне с 
уважением. Да и литературные мои замыслы постепенно осуществлялись. Я писал и 
печатался.
И вот теперь мне предлагают вернуться в старую, закрытую сферу.
Все это я откровенно сказал Николаю Михайловичу. А он видно хотел заманить меня 
перспективой. Знал старый служака, что офицер, даже с душой писателя, не 
безразличен к чинам и должностям.
— Ты в заместителях недолго проходишь. Сразу тебя командиром назначить нельзя — 
должность генеральская, а ты полковник. По штату и заместитель в этой дивизии 
особого назначения тоже генерал. Вот получишь генеральское звание и передвинем 
тебя на командира. Сейчас наметили генерала, но мы его отправили с повышением, 
а ты нам больше подходишь — всю специфику этого дела знаешь отлично, во время 
войны много раз по тылам немцев ходил, это очень близко к тому, чем придется 
заниматься спецназовцам. Вот и будешь их учить.
Очень соблазнительные вещи говорил генерал. Но у меня и по строевой должности 
перспективы открывались хорошие, полк считался одним из лучших в округе, мне 
уже не намекали, а прямо говорили, что скоро буду выдвинут на должность 
заместителя командира дивизии. В общем, я колебался и попросил время на 
размышление.
— Сутки, — коротко определил Трусов. — Завтра в это время даешь положительный 
ответ. Что тебе раздумывать, в нашей системе тебя уважают, твой портрет в музее 
управления висит рядом с портретами других героев—разведчиков. Они посмертно, а 
ты вот живой.
Хитрил Николай Михайлович, по самолюбию мягким бархатом прошелся, наверное, и 
начальник ГРУ наказал ему непременно меня уговорить.
Думал я, конечно же, не сутки. Решил отказаться, главной причиной отказа была 
неминуемая секретность в предстоящей работе. Опять голова будет пухнуть от 
добротного материала, а писать нельзя ни о чем.
Я позвонил генералу Трусову на следующее утро, раньше назначенного времени.
— Когда подъедешь? — спросил он.
— Не приеду.
— Почему?
— Не стану ваше да и свое время тратить. Спасибо вам, Николай Михайлович, за 
доверие, но я останусь на строевой работе. Причины вам уже говорил. У меня одна 
книга на выходе, вторая в работе, а у вас опять все за девятью печатями.
— Ну и напрасно… Нет, ты все же приезжай…
— Нет, не приеду, боюсь, уговорите…
На этом наш разговор завершился. Я чувствовал: генерал Трусов на меня обиделся, 
неловко ему будет возвращаться в Москву, не осуществив задуманное в ГРУ.
Я привел этот случай из своей службы потому, что, на мой взгляд, он является 
хотя и косвенным, но еще одним аргументом, опровергающим какие либо тайные 
замыслы. Новое соединение (даже специального назначения) формировалось как 
войсковое, штатное, а не для заговорщических целей, в которых обвиняли Жукова.
Я не был «агентурщиком». Если бы действительно существовали какие—то тайные 
намерения у маршала и его «пособников», то им больше подошел бы именно 
специалист с агентурным опытом. А меня «вычислили», и генерал Трусов предлагал 
мне работу именно как войсковому разведчику, да еще со строевым и 
педагогическим опытом работы, не говоря уж о фронтовом.
В общем, обвинение Жукова в заговоре и создании силы с целью захвата власти 
было явным вымыслом Хрущева для более надежной компрометации маршала. О ее 
создании Генштабов был издан официальный приказ, обеспечением занимались 
соответствующие управления: оружием, обмундированием и питанием, транспортом, 
средствами связи, жильем и автопарками, то есть все, кому полагалось этим 
заниматься по служебным обязанностям.
После Октябрьского Пленума, «спецшкола» (дивизия) была расформирована. Офицеров 
(туда подбирали лучших из лучших!) уволили в запас, независимо от возраста и 
выслуги лет, почти всех без пенсии. (Как же, «заговорщики»!)
Кстати, в американской армии в 1960 году войска специального назначения, на 
основе приобретенного на многих маневрах опыта переформировали, и было создано 
уже первое соединение (т. е. дивизия) специального назначения, в которое 
входили три группы. Прикиньте: 162 офицера х 3 = 463; 570 сержантов х 3 = 1710 
и несколько тысяч рядовых разведчиков—диверсантов. И ставилась перед ними уже 
задача не только поиска и уничтожения ракетных установок, но и организации в 
тылу противника «сил сопротивления», т. е. диверсионно—подрывных и партизанских