обвинения. И он признал их и честно обещал исправить допущенные ошибки.
Но Жуков не признал, и никто из боевых товарищей его не обвинял в намерении 
захватить власть.
Напомню, как Хрущев особенно нажимал на это обвинение:

«Относительно школы диверсантов… Об организации этой школы знали только Жуков и 
Штеменко… (Тому, что Хрущев лгал, приведу доказательства ниже. — В. К.). …Думаю,
 что не случайно Жуков опять возвратил Штеменко в разведывательное управление. 
Очевидно, Штеменко нужен был ему для темных дел… Неизвестно, зачем было 
собирать этих диверсантов без ведома ЦК. Разве это мыслимое дело? И это делает 
министр обороны с его характером. Ведь у Берия тоже была диверсионная группа, и 
перед тем, как его арестовали, Берия вызвал группу головорезов, они были в 
Москве, и если бы его не разоблачили, то неизвестно, чьи головы полетели бы».

Бедный Георгий Константинович, каково было ему слушать сравнение с Берия, 
которого он ненавидел. Но Хрущев наветывал такое сравнение не случайно: это уже 
— измена Родине — статья, предусматривающая высшую меру.
Еще и еще раз я перечитывал выступления маршалов и генералов, и ни один из них 
не обвинял Жукова в этом преступном намерении. То, в чем они его упрекали, 
находится в пределах дисциплинарной провинности: грубость, оскорбления и т. д. 
А обвинения в стремлении к захвату власти — это уже политическое преступление, 
это уже то, что на будущее вычеркивает маршала из состава активно участвующих в 
жизни страны. И это нужно было только одному человеку — Хрущеву, потому что он 
видел огромный авторитет и влияние Жукова в партии и в народе. Говорят, на 
заседаниях Президиума ЦК многие его члены при голосовании по какому—либо 
принципиальному вопросу, когда не были уверены, какую поддержать точку зрения, 
смотрели на Жукова и голосовали так же, как и он. Это, несомненно, замечал и 
Хрущев. Не случайно при аресте Берии именно Жукову было поручено подойти к 
Берии и произнести фразу, на которую в то время никто из членов Политбюро, 
пожалуй, не отважился бы: «Встать, ты арестован!»
А в критические дни, когда положение Хрущева да и его жизнь висели на волоске, 
при сражении на Пленуме с «антипартийной группой Молотова, Маленкова, 
Кагановича» — этих могучих политических вождей, против которых Хрущев в то 
время выглядел не очень—то властным руководителем, вот тогда, понимая все это, 
Хрущев выпустил на трибуну первым Жукова. И он задал тон и в ходе Пленума не 
раз выступал и бросал реплики, к которым члены ЦК очень и очень прислушивались. 
Кстати, и членов ЦК по указанию Жукова тогда срочно привозили на Пленум на 
военных самолетах.
Может быть, именно тогда, отдыхая после Пленума и еще раз перебирая все 
обстоятельства и людей, которые спасли его от гибели, Хрущев где—то в 
глубочайшем, самом сокровенном уголке души понял и решил — Жукова надо убирать, 
потому что даже если не он сам, то кто—то другой, один или группа из числа его, 
Хрущева, недоброжелателей, может опереться на авторитетную, всеми уважаемую 
фигуру Жукова и сбросить его с трона.
Осуществляя свой замысел, Хрущев понимал, что обвинений в дисциплинарном плане 
(грубость, жесткость) недостаточно, что надо выдвигать обвинения 
государственной масштабности. Вот и родились: бонапартизм, захват власти, 
организация вооруженной силы для осуществления заговора.
Но, повторяю, никто из военных не поддержал обвинение в создании «школы 
диверсантов» якобы для захвата власти. И лгал Хрущев, говоря, что о создании 
этой школы знали только Жуков и Штеменко. Военные знали, особенно руководящее 
звено, о легальном и законном формировании спецчасти…
Министерство обороны и министр Жуков действовали в полном соответствии с 
обстановкой тех лет.
В пятидесятых годах в связи с появлением атомного оружия в армии США (а затем и 
у нас) стали создаваться структуры (небольшие подразделения) для ведения 
разведки и уничтожения ракетных установок ввиду того, что эти установки хорошо 
замаскированы — их обнаружить и уничтожить очень трудно. Они и в мирное, и в 
военное время находятся за пределами досягаемости огня артиллерии, а от авиации 
надежно замаскированы и прикрыты зенитными средствами. Вот и предложили военные 
специалисты создать и готовить подразделения разведчиков—диверсантов, из 
которых во время войны создавать группы для уничтожения ракетных установок.
Вот что писали об этом в американской военной печати.
В редакционной статье американского журнала «Бизнес уик» 2 марта 1957 года 
говорится:

«В течение последних четырех лет США ежегодно расходовали в среднем 36,3 
миллиарда долларов на самые крупные в своей истории вооруженные силы мирного 
времени… Никогда раньше за такое короткое время не создавались столь мощные и 
разнообразные образцы новых видов оружия и боевой техники…».

Далее идет перечисление новшеств, в том числе «создание небольших 
самостоятельных частей, оснащенных атомным оружием и действующих в 
рассредоточенных боевых порядках». (Тогда военная мысль США еще 
предусматривала: «Ядерное оружие неизбежно должно быть применено в любой 
будущей войне»).
Но, создавая такие «небольшие части», теоретики понимали, что нечто подобное 
будет создано и у потенциального противника, и то, что для обнаружения и борьбы 
с этими небольшими, но мощными средствами атомного уничтожения нужны особые 
подразделения, потому что обычным войсковым частям такая задача не под силу. И