виации
и контратаками танков и пехоты противника, поддержанных артиллерией из района
Сталинграда.
3 сентября за подписью И. В. Сталина я получил телеграмму следующего 
содержания:
“Положение со Сталинградом ухудшилось. Противник находится в трех верстах от
Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа 
войск не
окажет немедленную помощь. Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу
и северо?западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на 
помощь
к сталинградцам. Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь 
равносильно
преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде
авиации осталось очень мало”{23}.
Я тут же позвонил Верховному и доложил, что могу приказать завтра же с утра 
начать
наступление, но войска всех трех армий будут вынуждены начать бой почти без
боеприпасов, так как их могут доставить на артиллерийские позиции не раньше 
вечера 4
сентября. Кроме того, мы не можем раньше этого времени увязать взаимодействие
частей с артиллерией, танками и авиацией, а без этого ничего не получится.
— Думаете, что противник будет ждать, пока вы раскачаетесь?.. Еременко 
утверждает, что
противник может взять Сталинград при первом же нажиме, если вы немедленно не
ударите с севера.
Я ответил, что не разделяю эту точку зрения Еременко и прошу разрешения начать 
общее
наступление 5?го, как было ранее намечено. Что касается авиации, то я сейчас же 

дам
приказ бомбить противника всеми силами.
— Ну хорошо, — согласился Верховный. — Если противник начнет общее наступление 
на
город, немедленно атакуйте его, не дожидаясь окончательной готовности войск. 
Ваша
главная задача отвлечь силы немцев от Сталинграда и, если удастся, 
ликвидировать
немецкий коридор, разделяющий Сталинградский и Юго?Восточный фронты.
До утра 5 сентября, как мы и рассчитывали, особых событий под Сталинградом не
произошло. В три часа ночи Верховный вызвал Г. М. Маленкова и осведомился о
готовности к переходу в наступление войск Сталинградского фронта. Убедившись в 
том,
что его приказ выполняется, меня к телефону он не вызвал.
На рассвете 5 сентября по всему фронту 24, 1?й гвардейской и 66?й армий 
началась
артиллерийская и авиационная подготовка. Однако плотность артиллерийского огня 
даже
на направлениях главных ударов армий была небольшой и не дала необходимого
результата.
После залпов “катюш” началась атака. Я следил за ней с наблюдательного пункта
командующего 1?й гвардейской армией. По мощности огня, которым встретил 
противник
наши атакующие войска, было видно, что артиллерийская подготовка не дала нужных
результатов и что глубокого продвижения наших наступающих частей ожидать не 
следует.
Примерно через полтора?два часа из докладов командующих войсками стало известно,


что на ряде участков противник своим огнем остановил наше продвижение и
контратакует пехотой и танками. Авиационная разведка установила, что из района
Гумрак—Орловка—Большая Россошка на север движутся большие группы танков,
артиллерии и мотопехоты противника. Появившаяся авиация противника начала
бомбардировку наших боевых порядков. Во второй половине дня вступили в бой 
новые
части противника и на некоторых участках оттеснили наши войска на исходные 
рубежи.
Продолжавшийся весь день напряженный огневой бой к вечеру почти затих. Мы 
подвели
итоги. За день сражения наши части продвинулись всего лишь на 2—4 километра, 
24?я
армия осталась почти на исходных позициях.
К вечеру войскам дополнительно подвезли снаряды, мины и другие боеприпасы. С
учетом выявленных за день боя данных о противнике было решено в течение ночи
подготовить новую атаку, произведя в пределах возможного необходимую
перегруппировку.
Поздно вечером меня вызвал Верховный.
— Как идут дела?
Я доложил, что в течение всего дня шло очень тяж