не отказались, хотя заранее знали трудности, 

с
которыми придется встретиться, тем более что уже вступала в свои права холодная 

и
дождливая осень. Расстояние 963 километра мы решили пройти за 7 суток. Такого
группового спортивного пробега ни у нас в Советском Союзе, ни в других странах 
тогда
еще не было. При благоприятных условиях мы рассчитывали установить мировой 
рекорд
в групповом конном пробеге.
Основной целью этого эксперимента являлась проверка пригодности скакового 
тренинга
к форсированным переходам на дальние расстояния.
Ранним осенним утром 1925 года у Московской заставы Ленинграда собрались наши
друзья и представители командования ККУКС, чтобы пожелать нам счастливого пути.
Двинувшись в путь?дорогу, мы решили идти переменным аллюром, то есть шаг рысь, 
и
изредка применять галоп. В первый День мы прошли меньше, чем планировали, на 10
километров, так как чувствовалось, что лошади устали, да к тому же захромала 
моя
лошадь, чистокровная кобылица Дира: ей было уже 12 лет, а для лошади это 
преклонный
возраст.
Мы порядком устали, хотелось скорее отдохнуть. Крестьяне встретили нас радушно:
накормили нас как следует, покормили лошадей.
Утро для меня началось неудачно — лошадь все еще хромала. Залив воском прокол и
забинтовав копыто, я решил провести Диру в поводу. К счастью, скоро лошадь 
перестала
прихрамывать. Сел верхом. Нет, ничего, не хромает. Пошел рысью — хорошо. Чтобы
уменьшить нагрузку на правую больную ногу, решил идти Дальше только шагом и
галопом с левой ноги.
Моим товарищам было значительно легче идти на здоровых конях, я чаще спешивался,


вел лошадь в поводу и сам, разумеется, больше уставал физически. Зато друзья на
остановках брали на себя заботу по розыску корма и уходу за лошадьми.
На седьмой день пробега, оставив позади Борисов, мы подошли к Минску. На 
окраине
города увидели множество людей с красными флагами и транспарантами. Оказалось, 
нас
встречают однополчане и местные жители. Дав шпоры, на полевом галопе подскакали 

к
трибуне и отрапортовали начальнику гарнизона и председателю горсовета о
благополучном завершении пробега. Нас приветствовали овацией.
Через два дня состоялась контрольная двухкилометровая скачка с препятствиями, 
смотр и
взвешивание. Они показали хорошие результаты, и пробег наш получил 
положительную
оценку. Кони за семь суток потеряли в весе от 8 до 12 килограммов, а всадники — 

5—6
килограммов.
Получив правительственные премии и благодарность командования, мы отбыли в
краткосрочные отпуска. Я поехал в деревню повидать мать и сестру.
Мать за годы моего отсутствия заметно сдала, но по?прежнему много трудилась. У 
сестры
уже было двое детей, она тоже состарилась. Видимо, на них тяжело отразились
послевоенные годы и голод 1921 — 1922 годов.
С малышами?племянниками у меня быстро установился контакт. Они, не стесняясь,
открывали мой чемодан и извлекали из него все, что было им по душе.
Деревня была бедна, народ плохо одет, поголовье скота резко сократилось, а у 
многих
его вообще не осталось после неурожайного 1921 года. Но, что удивительно, за 
редким
исключением, никто не жаловался. Народ правильно понимал послевоенные трудности.


Кулаки и торговцы держались замкнуто. Видимо, еще надеялись на возврат прошлых
времен, особенно после провозглашения новой экономической политики. В районном
центре — Угодском Заводе вновь открылись трактиры и частные магазины, с 
которыми
пыталась конкурировать начинающая кооперативная система.
Возвратившись в дивизию, я узнал, что она переходит на новые штаты и вместо 
шести
кавалерийских полков будет иметь четыре. Вверенный мне 39?й Бузулукский кавполк
вливался в 40?й, а 41?й и 42?й кавполки переформировывались в новый, 39?й 
Мелекесско?
Пугачевский кавполк.
Для меня и М. И. Савельева — командира 42?го кавполка этот вопрос имел личное
значение. Один из нас должен был получить новый, 39?й полк, а второй подлежал
откомандированию в другое соединение. Понятно, каждому хотелось остаться в 
своей
дивизии, к которой мы привыкли, как к родной семье.
Начальство остановило свой выбор на мне, а М. И. Савельев получил другое 
на