обрел навык в полевых работах и окреп
физически.
Близилась осень 1903 года, и для меня наступала ответственная пора. Ребята — 
мои
одногодки — готовились идти в школу. Готовился и я. По букварю сестры старался
выучить печатные буквы. Из нашей деревни этой осенью должны были пойти в школу
еще пять ребят, в их числе мой закадычный друг Лешка Колотырный. “Колотырный” —
это было его прозвище, а настоящая фамилия — Жуков. Жуковых в нашей деревне 
было
пять дворов. Однофамильцев различали по именам матерей. Нас звали Устиньины,
других — Авдотьины, третьих — Татьянины и т. д.
Учиться нам предстояло в церковно?приходской школе, которая была в деревне
Величково, в полутора километрах от нас. Там учились ребята из четырех 
окрестных
деревень — Лыково, Величково, Стрелковки и Огуби.
Некоторым ребятам родители купили ранцы, и они хвастались ими. Мне и Лешке 
вместо
ранцев сшили из холстины сумки. Я сказал матери, что сумку носят нищие и с ней 
ходить в
школу не буду.
— Когда мы с отцом заработаем деньги, обязательно купим тебе ранец, а пока ходи 

с
сумкой.
В школу меня отвела сестра Маша. Она училась уже во втором классе. В нашем 
классе
набралось 15 мальчиков и 13 девочек.
После знакомства с нами учитель рассадил всех по партам. Девочек посадил с 
левой
стороны, мальчиков — с правой. Я очень хотел сидеть с Колотырным. Но учитель 
сказал,
что вместе посадить нас нельзя, так как Леша не знает ни одной буквы и к тому 
же
маленький ростом. Его посадили на первую парту, а меня — на самую последнюю. 
Лешка
мне сказал, что постарается поскорее выучить все буквы, чтобы нам обязательно 
сидеть
вместе. Но этого так и не случилось. Леша постоянно был в числе отстающих. Его 
часто за
незнание уроков оставляли в классе после занятий, но он был на редкость 
безропотным
парнем и не обижался на учителей.
Учителем в школе был Сергей Николаевич Ремизов, опытный педагог и хороший 
человек.
Он зря никого не наказывал и никогда не повышал голоса на ребят. Ученики его 
уважали
и слушались.
Отец Сергея Николаевича, тихий и добрый старичок, был священником и преподавал 
в
нашей школе “Закон Божий”.
Сергей Николаевич, как и его брат Николай Николаевич — врач, был безбожник и в
церковь ходил только ради приличия. Оба брата пели в церковном хоре. У меня и у 

Леши
Колотырного были хорошие голоса, и нас обоих включили в школьный хор.
Во второй класс все ребята нашей деревни перешли с хорошими отметками, и только
Лешу, несмотря на нашу коллективную помощь, не перевели — по “Закону Божьему” у
него была двойка.
Моя сестра училась тоже плохо и осталась во втором классе на второй год. Отец с
матерью решили, что ей надо бросать школу и браться за домашнее хозяйство. Маша
горько плакала и доказывала, что она не виновата и осталась на второй год 
только
потому, что пропустила много уроков, ухаживая за Алешей, когда мать уезжала в 
извоз. Я
заступался за сестру и говорил, что другие родители тоже работают, ездят в 
извоз, но
своих детей никто из школы не берет и все подруги сестры будут продолжать учебу.

 В
конце концов мать согласилась. Маша была очень довольна, и я был рад за нее.
Нам было жаль мать, мы с сестрой своим детским умом понимали, что ей очень 
трудно. К
тому же отец, который был в это время на заработках в Москве, стал очень редко 
и мало
присылать нам денег. Раньше он высылал матери два?три рубля в месяц, а в 
последнее
время — когда пришлет рубль, а когда и того меньше. Соседи говорили, что не 
только
наш отец, но и другие рабочие в Москве стали плохо зарабатывать.
Помню, в конце 1904 года отец приехал в деревню. Мы с сестрой очень 
обрадовались и
все ждали, когда он нам даст московские гостинцы.
Но отец сказал, что ничег