Минуту длилось молчание. Танкисты поглядывали друг на друга, прикидывали, 
обдумывали. Все они были смелыми людьми, не раз участвовали в боях, и в том, 
что среди них найдутся добровольцы, сомневаться не приходилось. 

Первым поднялся невысокий, коренастый младший лейтенант. У него были широкая 
грудь, крепкие руки. С хладнокровного, немного скуластого лица смотрели серые 
внимательные глаза. 

- Если надо, товарищ командующий, так я пойду, - очень спокойно, без тени 
рисовки, как о чем-то совершенно обычном сказал он. - Привезу вам пленного. 

Глядя на младшего лейтенанта, я почему-то сразу поверил: этот привезет. И не 
ошибся. 

Узнав, что пленный взят, я опять поспешил к танкистам. 

Меня провели в один из деревенских домов, у дверей которого стоял часовой. 
Посередине комнаты на табуретке сидел уже немолодой, заметно лысеющий 
обер-лейтенант с бледным, испуганным лицом. Увидев меня, немец попытался встать,
 но охнул и снова опустился на табуретку. Лицо его исказилось от боли. 

- Пусть меня простит господин генерал, я не могу встать - у меня повреждены 
ноги, - проговорил немец и поспешно добавил: - Но у меня нет никаких претензий 
к вашим танкистам, они обращались со мной вполне вежливо. 

Я прошел к столу, на котором лежали документы пленного и десятка два 
фотоснимков. 

- Сообщите ему, что с ним будет разговаривать командующий армией, приказал я 
переводчику, а сам стал мельком рассматривать фотографии. Вот мужчина и женщина 
смущенно глядят прямо в объектив фотоаппарата. Вот группа детей играет у дома. 
А вот несколько молодых людей в гражданских костюмах с веселыми беспечными 
лицами дружно поднимают бокалы. На следующем снимке пожилая женщина с седыми 
волосами, в аккуратном переднике. 

Чужая, незнакомая жизнь проходила у меня перед глазами. Люди растили детей, 
радовались своим маленьким радостям, жили своими надеждами, строили свои планы, 
пока не нагрянула коричневая чума фашизма, которая растлила души, ввергла 
миллионы немцев в кровавую бойню, сделала из них убийц, поджигателей и 
насильников. 

Ребром ладони я отодвинул фотографии на край стола. Мне требовалось знать 
немедленно и точно, где противник готовит удар. Но если сразу, в лоб спросить 
об этом пленного, он может или соврать, или отговориться незнанием. И я решил 
попытаться сыграть на психологии пленного, видя, что он опасается за свою жизнь.
 

- Кому принадлежат эти фотографии? - спросил я. 

- Это мои фотографии, - ответил пленный. - Здесь сняты мои родные и друзья. 

- Переведите обер-лейтенанту, что по правилам все документы, письма и 
фотографии у военнопленных изымаются, - сказал я переводчику. - Но можно 
сделать некоторое исключение. Пусть он отберет снимки близких родственников и 
возьмет их себе. 

Немец отлично понял меня. Он справедливо рассудил, что раз советский генерал 
разрешает ему сохранить некоторые фотографии, значит, расстреливать его не 
собирается. Страх исчез. Бледные щеки пленного порозовели, в глазах блеснула 
радость. Резкий переход от подавленного состояния к радостно-возбужденному 
почти всегда делает человека, особенно слабого духом, сговорчивым и откровенным.
 Я постарался этим воспользоваться и задал обер-лейтенанту интересующий меня 
вопрос: 

- Где сосредоточиваются немецкие части, ушедшие из-под Волхова? 

Обер-лейтенант ответил быстро, не задумываясь: 

- Южнее поселка и станции Войбокало. - Он показал на развернутой мною карте 
район сосредоточения. 

- Откуда вам это известно? 

Пленный рассказал, что на днях командир полка собирал офицеров и 
проинформировал их о готовящемся наступлении на войбокальском направлении. 

Это походило на правду, но полученные данные следовало еще проверить. Мы 
провели успешную авиационную разведку в районе южнее Войбокало - Большая Влоя - 
Тобино, и сведения, сообщенные пленным, подтвердились.