настойчиво упрашивал Рожкова пропустить его к командующему. 

- Генерал занят, к тому же у него болят зубы, - упорствовал Рожков. 

- Но я только хочу посмотреть, тот это Федюнинский или нет? - настаивал 
посетитель. 

Я заглянул в соседнюю комнату и увидел уже немолодого капитана в ватнике и 
солдатской шапке-ушанке. Заметив меня, он радостно улыбнулся: 

- Здравствуйте, Иван Иванович, виноват, товарищ командующий! 

Это оказался Никита Шамшуров, или Ника, как его звали лет двадцать назад, когда 
мы вместе служили в Даурии. Я тогда командовал ротой, а он был командиром 
взвода. Потом Шамшуров уволился в запас, работал где-то в военкомате. В начале 
войны его снова призвали в армию, и теперь он был начальником 4-го отделения 
штаба одной из дивизий. 

Я был рад встрече. Мы разговорились, вспомнили молодость. Потом я пригласил 
Шамшурова позавтракать. Мы прошли в столовую Военного совета. Но тут сообщили о 
прибытии представителей ВВС Балтийского флота, которые хотели договориться о 
совместных действиях по прикрытию Ладожского озера. 

Пришлось расстаться с капитаном Шамшуровым. Больше мне его встретить не 
довелось: на другой день он был убит... 

Едва я закончил разговор с авиаторами, как позвонили из штаба фронта и сообщили 
приятную новость. Оказалось, что мое ходатайство удовлетворено и командиру 
310-й стрелковой дивизии Замировскому присвоено воинское звание "генерал-майор".
 Я поспешил обрадовать старого сослуживца, с которым всего несколько дней назад 
пришлось говорить так круто и который все-таки с честью справился с трудной 
задачей. 

Замировского на КП дивизии не было. Я сообщил новость начальнику штаба и сказал,
 что завтра приеду, чтобы лично поздравить генерала. 

Утром следующего дня поехал в 310-ю дивизию, захватив с собой петлицы со 
звездочками и нарукавные генеральские нашивки для Замировского. Встретил меня 
начальник штаба. 

- Рад командир дивизии новому званию? - спросил я. 

- Еще как! - усмехнулся начальник штаба. - Вначале не поверил: брось, говорит, 
шутить. А потом на радостях так стукнул меня, что я едва на ногах устоял. Вы же 
знаете его привычку хлопать собеседника в грудь. 

Да, эту привычку Замировского я знал. Он был человеком плотным, крепким и, 
несмотря на полноту, очень подвижным. Рука у него была тяжелая, так что я 
искренне посочувствовал начальнику штаба. 

В течение нескольких дней мы вели разведку, но района сосредоточения войск 
противника обнаружить не удалось, хотя было ясно, что он производит какую-то 
перегруппировку. Оценивая обстановку, тщательно сопоставляя отрывочные и далеко 
не всегда точные данные разведки, я постепенно начал думать, что противник 
скорее всего может нанести новый удар западнее Волхова на войбокальском 
направлении. Полной уверенности в этом у меня не было, и все же решил 
значительную часть войск армии сосредоточить там. 

Ослабляя оборону непосредственно перед Волховом, я шел на известный риск, но 
считал его оправданным. В том, что прямо на Волхов гитлеровцы наступать больше 
не станут, мы почти не сомневались. 

Оставив под Волховом своего заместителя генерал-майора Микульского, поздно 
вечером 16 ноября я выехал в деревню Горка, где располагался командный пункт 
армии. 

Было уже совсем темно, а ехать пришлось по лесной дороге. Машина прыгала по 
корневищам, так что шофер с трудом удерживал руль. 

- Включи фары, - сказал я водителю, - а то еще врежемся в какой-нибудь пень. 

Лучи фар вырвали из темноты небольшой участок разбитой дороги и свисавшие над 
ней широкие заснеженные лапы елей. Машина пошла быстрее. Но вот лес кончился. 
Где-то неподалеку должен находиться совхоз "Красный Октябрь". 

Неожиданно на дороге появился высокий, уже немолодой солдат с винтовкой. Он 
шагнул из темноты прямо в свет фар и решительно поднял руку. 

- А ну, туши свет!