восстановить положение и занять высоту. Я поставил эту задачу батальону 
капитана Акилова. Смелой атакой батальон занял сопку. Командующий приказал 
передать ее полку Судака, что и было сделано. Прошли сутки, и высота снова 
оказалась у японцев. Последовал вторичный приказ в адрес полка взять высоту. Я 
не совсем тактично ответил Жукову: мол, высоту полк возьмет, но Судаку отдавать 
не будет. Командующий сделал мне замечание за дерзость и тут же спросил: 

- Почему вы не хотите отдать сопку соседу? 

- Что же это получается, товарищ командующий, наш полк будет брать ее, а Судак 
обратно японцам отдавать? Поэтому разрешите взять ее нам и не отдавать ему. 

Жуков засмеялся, но с предложением моим согласился. 

- Ну что и, будь по-вашему, - сказал он. 

На этот раз высоту взять оказалось труднее. Японцы сразу укрепились на ней: 
ведь она была ключом к нашей обороне. 

После короткой артподготовки батальон бросился в атаку. Японцы встретили 
наступающих плотным огнем и прижали их к земле. Положение создалось критическое,
 атака могла сорваться. Тогда поднялся во весь рост политрук батальона (я, к 
сожалению, забыл его фамилию) и с возгласом За мной, товарищи! Ура! ринулся 
вперед. 

Бойцы словно ждали этого клича. В едином порыве они устремились вслед за 
товарищем. Политрук первым ворвался в траншею врага и начал огнем и прикладом 
крошить врага. Завязалась жаркая рукопашная схватка. Не выдержав натиска 
советских воинов, японцы поспешно оставили первую, а затем и вторую траншею. 
Высота была взята. 

Но враг не хотел мириться с потерей важной позиции. Опомнившись от внезапного 
удара, перегруппировав силы, он перешел в контратаку. Пехоту поддерживали танки.
 Враг численно превосходил наших воинов. Но они не дрогнули, смело приняли бой. 
По танкам ударила подоспевшая артиллерия, пулеметчики открыли огонь по живой 
силе, отсекая ее от неприятельских машин. Один танк устремился на окоп 
политрука. Он мигом упал на дно, бронированная машина пронеслась над ним. 
Политрук тотчас высунулся из окопа и в упор стал расстреливать набегавших 
врагов. Несколько японцев уничтожил отважный воин, не отступив ни на шаг. 

Атака противника захлебнулась. Батальон прочно удерживал высоту. На ней мы 
создали надежную оборону. Несколько раз потом противник пытался захватить ее, 
но ни одна его попытка не увенчалась успехом. Он понес немалые потери и в конце 
концов прекратил эти бесплодные попытки. 

Война - это не только атаки и контратаки, огонь и смерть. Разные случаи бывают 
в боевой обстановке. Происходят события, прямо скажем, курьезные. 

В период так называемого затишья (так называемого потому, что стычки с японцами 
происходили чуть ли не постоянно) мой наблюдательный пункт находился на 
небольшой сопке, которая почти не выделялась на местности. Вблизи него были 
поставлены четыре, установки спаренных зенитных пулеметов (станковый пулемет 
максим со специальным прицелом) и две пушки. Они обеспечивали надежную охрану 
НП. 

Однажды ночью - а ночь выдалась темная - командир одного расчета оставил у 
орудия наблюдателя, а остальным бойцам разрешил тут же рядом поспать. От моего 
наблюдательного пункта эта пушка находилась в пределах 25 - 30 метров. Так что 
было видно и слышно все, что там происходило. 

В ту ночь я, по обыкновению, не спал. Учитывая то, что японцы часто по ночам 
атакуют, я обычно отдыхать ложился на рассвете, после того как меня подменял 
начальник штаба или заместитель по строевой части. 

Находясь в окопе с лейтенантом Искрой и связными (в ночное время они всегда 
были при мне), мы вдруг услышали громкий крик: Японцы! Тут же схватились за 
гранаты и приготовились к бою. Но вместо выстрелов тишину ночи разорвал дружный 
хохот. Смеялся весь орудийный расчет. Пошел туда - выяснить, в чем дело. 

- Что у вас тут происходит? - спрашиваю командира орудия. 

- Ничего особенного, товарищ полковник. 

И он рассказал, что, оставив наблюдателя, через 30 - 40 минут решил проверить, 
как тот несет службу. Оказалось, что боец сидит на станине и, положив голову на 
казенную часть пушки, дремлет. Командир орудия схватил его обеими руками за 
бока и негромко сказал: Каля-маля. Красноармеец с перепугу и спросонья подумал, 
что прорвались японцы, и поднял крик. 

Невольно сдерживая смех, я спросил воина: