|
К полудню с большим трудом немцам удалось сделать в завале небольшой проход.
Затем они вновь начали методически обстреливать подступы ко второму завалу с
намерением взорвать мины и выявить огневые точки русских. Убедившись, что
просека не заминирована, они решили пустить для разведывательных целей около
сорока автоматчиков.
Орава подвыпивших молодчиков, строча на ходу из автоматов, двинулась вдоль
просеки.
Командир эскадрона Сергей Орлов и Ченцов немедленно донесли об этом Осипову.
Второй взвод эскадрона Орлова находился за завалом, два других расположились
вдоль просеки и, выдвинувшись правым флангом почти к центру завала, прикрывали
батарею Ченцова. Таким образом, оборонявшийся эскадрон представлял собой уступ
влево в виде буквы "Г". Впустив автоматчиков в глубь просеки, Орлов имел полную
возможность истребить их продольно-лобовым огнем второго взвода, а также
фланговым огнем первого и третьего взводов, имевших в распоряжении, кроме
батареи Ченцова, восемь пулеметов и до тридцати автоматчиков. С левого фланга
его мог поддержать хорошо укрепившийся эскадрон Биктяшева. Однако Осипов отдал
неожиданное распоряжение: второй взвод от завала отвести и впустить туда
немецких автоматчиков.
- Да ведь они зайдут в тыл Биктяшеву! - говорил Орлов в трубку.
- А ты об этом не беспокойся. Ты что, в самом деле испугался каких-то сорока
пеших автоматчиков? - спокойно говорил Антон Петрович.
Он уже предупредил комиссара и командира эскадрона Биктяшева: огня не открывать,
ждать его приказа и неотступно наблюдать. Он понял, что, бросив вперед
автоматчиков, противник задумал обычный трюк: ворваться в тыл, наделать шуму,
поднять панику и демонстрировать окружение. Ему же надо было выманить из
укрытия танки и истребить их.
Всегда спокойный и выдержанный, старший лейтенант Орлов наблюдал за противником
с волнением. Его сосед Хафиз Биктяшев то и дело подтягивал ремешок каски,
ругался на чем свет стоит и звонил в штаб полка.
- У меня на затылок мухи сели, а мне запрещают их спугнуть, жаловался он
начальнику штаба майору Почибуту.
- Сиди и не рыпайся! - отвечал майор и тотчас же переводил разговор на другую
тему: спрашивал, не болит ли у командира эскадрона голова и не прислать ли ему
бутылку вина или порошок пирамидона. Интересовался, хорошо ли он вымылся
позавчера в бане и почему так мелко и неразборчиво пишет донесения, словно блох
в строчку сажает.
- Черт знает что такое! - бранился Хафиз, швыряя трубку. - Я ему дело говорю, а
он о пирамидоне и про каких-то блох говорит! - Но тем не менее после разговора
он чувствовал себя спокойней и уверенней. Потом снова брал трубку и вызывал
соседа, Орлова.
- Ну как, Сережа, а? Я считал, что ты самый первейший друг, а ты мне на затылок
блох напустил. Нехорошо, ай-ай, как нехорошо! Эти блохи сидят у меня на шее,
как скорпионы. Если ты их жалеешь и не бьешь, то я из них живо дух выпущу.
Посмотри, как я их буду атаковать.
- Ты хорошо знаешь характер нашего хозяина? - спрашивал Орлов.
- Отлично, - вздыхал Хафиз, склоняясь над телефоном.
А командир полка сидел в блиндаже с трубкой возле уха, слушал все эти
переговоры и не вмешивался ни единым словом, только глуховато откашливался и
коротко вздыхал.
Настроение командиров и бойцов его радовало. Все нити предстоящего боя он уже
забрал в свои руки, отчетливо понимал и чувствовал замысел противника. Теперь
оставалось подчинить дальнейшие события своей собственной воле и управлять ими.
Не выпуская из рук трубки, он бросал сосредоточенный взгляд на карту или на
склонившегося в конце стола Головятенко, занятого составлением оперативной
сводки. В блиндаж то и дело спускались связные и осторожно клали на стол
свернутые в трубочку донесения.
- Как добрался? - коротко спросил одного Осипов, развертывая бумагу.
- Хорошо, товарищ полковник, - бодро ответил Вася Громов. Это был совсем
молодой паренек, недавно прибывший на фронт.
- Ты меня скоро в генералы произведешь? А? В полковники уже зачислил. - Антон
Петрович, прищурив глаз, лукаво улыбался.
|
|