- Пойдешь на конюшню дневалить. 

- А не мой черед... - все еще не понимая, куражился казак. 

- Вне очереди пойдешь! Понял? 

- Это що, наряд? Взыскание? Да ты знаешь... 

- Все знаю. За потребу неприкосновенного запаса накладываю... 

- Щоб я пошел, щоб мне... 

- Пойдешь! Я приказываю... - сухо и повелительно проговорил Захар, наблюдая за 
каждым движением своего друга. - Не забывай, Филипп, зараз война! 

Филипп Афанасьевич мгновенно смолк и, посапывая в усы, дергал их, точно пытался 
стряхнуть намерзшие ледяные сосульки, как это бывает в лютую зиму. Однако мороз 
ударил только глубокой ночью, когда дружок Захара Торбы сменился после 
внеочередного дежурства. 

ГЛАВА 2 

В октябрьские сумерки полки снялись по боевой тревоге и вышли на большой 
смоленский шлях. 

Торба посмотрел на компас. Светящаяся стрелка показывала, что войска движутся 
на восток. 

В эту ночь конница шла каким-то сумбурным, безалаберным маршем: то 
стремительной, переходящей в галоп рысью, то медленно, шагом, а то подолгу по 
неизвестным причинам топталась на месте. Такой неравномерный марш выматывал 
всадников. Быстро наступала усталость, клонило ко сну. 

- Эй, казак! Смотри, коню уши отгрызешь!.. - тыча эадремавшего в бок плеткой, 
говорил Шаповаленко. - Не вались на один бок, коню спину собьешь, наездник! 
Пешком топать придется. 

- Почему стоим, хлопцы? Не марш, а яка-то хреновина... 

По рядам пробежал было недружный смешок и тут же замер. Казаки, видя проходящий 
мимо людской поток, тревожно переговаривались. По мерзлой земле, скрипя и 
громыхая, катились брички, солдатские кухни. Ревел скот, повизгивали поросята. 
Где-то наперебой плакали ребятишки. Вперемежку с обозами и артиллерией, тарахтя 
пулеметными дисками и котелками, шла пехота. 

- Передать по колонне, почему стоим! - раздалось по рядам. 

- Делегатов связи в голову колонны, к генералу! 

Обгоняя колонну, резвой рысью поскакали связные. По крепкой мерзлой земле 
дробно стучали копыта, выбивая подковами зеленоватые искры. 

Конница снова тронулась, сначала тихим томительным шагом, а потом, обгоняя 
движущуюся пехоту, стала переходить на неровную, еще более утомляющую рысь. 

- Не пыли, кавалерия! - долетели из пеших рядов насмешливые словечки. 

- Хорошо им на конях-то! 

- Эй, усатый! - крикнул Филиппу Афанасьевичу какой-то солдат. Торопись, дядя, а 
то немцы усы твои концами на затылке завяжут. 

- Шило тебе в бок! Черт твой батько! - крикнул Шаповаленко и, стегнув плетью 
своего Чалого, поскакал вперед. 

На рассвете конница повернула от большака на проселочную дорогу, втянулась в 
ближайший лес и расположилась на дневку. 

Пройдя по жесткому чернотропью шестьдесят километров, неподкованные кони 
ложились на землю. 

- Вываживай коней, не давай ложиться, - приказывали командиры. 

- Сдается мне, хлопчики, що мы отходим, - качая головой, грустно проговорил 
Шаповаленко. 

- Похоже, - подтвердил Буслов. 

Филипп Афанасьевич расседлал захромавшего на марше Чалого и клочком сухой травы