На кухне, весело потрескивая, топилась печь. Хозяйка дома Елена Васильевна 
Русакова, перебраниваясь с чубатым курносым поваром Сашкой, месила тесто для 
пирогов. 

- Ты начинку готовь, а насчет теста не учи. Мы пироги можем загнуть безо всяких 
твоих поварских фокусов. 

- Пироги, Елена Васильевна, должны быть красивые, с зажимочкой. Ведь не могу же 
я на стол подавать какие-нибудь лопоухие. 

- Сам ты лопоухий! Готовь сковороды. А на стол я сама подам, не беспокойся. 

У двери в горницу, где жили Осипов и Абашкин, заглядывая в щель, вертелись Маша,
 семилетняя голубоглазая дочка Русаковой, и Петя Кочетков. Осипов собирался 
усыновить мальчика и отправить его к сестре. Временно он попросил хозяйку взять 
Петю на свое попечение. 

- Смотри, смотри, Петя, - шептала Маша, - дядя Антон как гусак ходит. А дядя 
Алеша вприсядку. 

- Это называется гимнастика, - поучительно объяснял Петя. 

- Смешно прямо, такие большие... 

- И вовсе не смешно... - укоризненно проговорил Петя, оправляя на гимнастерке 
наборный ремешок. На самом деле ему тоже было весело, хотелось посмеяться, но 
он старался держаться настоящим казаком и не намерен был уронить свой авторитет 
перед какой-то девчонкой. 

- Гимнастика нужна, чтобы быть сильным, - подтвердил он солидно. 

- Да они и так сильные. Дядя Алеша вчера меня до потолка подбрасывал. А дядя 
Антон на лошадь верхом сажал. У него есть дочка Варя. Ей фашисты ножку отломили,
 и она в больнице лежит. Мы с ним туда поедем, я буду за ней ухаживать. 

- А маму, значит, бросаешь? Так, так, доченька, - Елена Васильевна притворно 
покачала головой. Ее продолговатое, раскрасневшееся у печки лицо с голубыми, 
как у дочери, глазами было молодо и красиво. Овдовела она в финскую войну. От 
второго замужества отреклась и всю жизнь посвятила своей агрономической 
деятельности и воспитанию единственной дочери. 

- Нет, мамочка, мы и тебя возьмем. У Вари нет мамы, вот ты и будешь ее мамой. 
Дядя Антон добрый! 

Елена Васильевна растерянно улыбнулась и вдруг стала торопливо поправлять 
массивную, жгутом скрученную на затылке косу. Дочь как будто подкараулила ее 
мысли и вывернула их наизнанку. Уж очень по сердцу пришелся ей ласковый и 
внимательный подполковник с его тяжким несчастьем, о котором она узнала от 
повара Сашки. Так пришелся, что сама себе боялась признаться. Русской женщине 
свойственна особая чуткость к чужому горю. Вот и к Пете за неделю так привыкла, 
что стал он ей будто родной. И Маша к нему привязалась, как к брату, и не 
отстает ни на шаг. 

- А как же Петя? 

- Да он же в казаках... Ему дядя Алеша коня обещал и ружье. А если хочет, пусть 
едет с нами. Но он не поедет. Я знаю. Он военный... - с серьезной деловитостью 
ответила Маша. 

Все рассмеялись. У порога раздалось мычание. В углу, на свежеподостланной 
соломе, растопырив ноги, стоял пестрый теленок. Отпоенный молоком и 
выкормленный хлебом, он нехотя повиливал хвостом. 

- Вот где котлетки-то, Елена Васильевна! - Сашка дал теленку шлепок. Тот 
засопел носом, боднул головой и снова сонно затих. 

- Сколько тебе говорю, зарежь, да и все, - заметила Русакова, раскатывая на 
столе тесто. - Куда он мне? 

- Не надо, мама. Зачем его резать? - жалостно проговорила Маша. - Он маленький..
. 

На ее слова никто не обратил внимания. Петя стоял около стола и в сотый раз 
любовался своей формой. Елена Васильевна перекатывала на столе тесто. Сашка 
воровато посматривал на ее крепкие, оголенные по локоть руки и чуть-чуть 
приоткрыл рот. Он был влюблен в хозяйку, и вид у него в эту минуту, как у 
пестрого телка, был глупый и потешный. 

Из горницы вышел Антон Петрович; потрепав Машу по пышным белокурым волосам,