Сжав их в кулаки, он заговорил: 

- Вот этими руками я в Донбассе с двенадцати лет уголь добывал... А сейчас мне 
двадцать восемь, стало быть, шестнадцать годков... Я бы теперь выдавал тонн по 
двести в сутки, а то и побольше. Тогда бы в наших городах еще ярче горел 
электрический свет, быстрее бы ходили поезда и пароходы, теплее было бы в хатах.
 Мне бы не пришлось вот этими самыми руками убивать немецкого солдата и душить 
сторожевых овчарок, как это я сделал в разведке, когда пробивались во вражеский 
тыл в августе месяце. Зачем же я это делаю? Почему? Да потому, что в наш родной 
Донбасс пришли враги, беспощадные, как звери, и начали грабить народное добро, 
убивать наших детей и матерей. Нам пришлось затопить шахты, взять винтовки, 
чтобы защитить нашу Родину! 

Заявляю, товарищи, как коммунист, как боец Красной Армии и клянусь еще раз как 
гражданин Советского Союза, что не выпущу винтовки из рук до тех пор, пока 
останется на советской земле хоть один фашист! Кто на нас напал, тому жестоко 
придется расплачиваться. Мне сегодня генерал объяснил, что фашисты хотят 
захватить нашу столицу Москву. Нет, товарищи, этого не будет. Этого не допустит 
наша великая партия. 

Простые слова Буслова произвели сильное впечатление. Каждый выступающий 
старался высказать свое внутреннее, наболевшее, то, что тревожило душу, не 
давало покоя. 

Слово снова взял Уваров. Он сказал: 

- Я призываю коммунистов и беспартийных бойцов и командиров разъяснять везде и 
всюду нашим советским людям, что в этой Великой Отечественной войне мы защищаем 
правое дело! Товарищи! Фашисты не выдержат нашего удара, ибо мы сильны духом и 
верой в победу, мы сильны системой социалистического строя, а еще мы сильны 
потому, что нами руководит великая Коммунистическая партия. Слава нашей партии! 
Слава советскому народу! 

Старший лейтенант Кушнарев, прибыв в разведэскадрон, тотчас же собрал взводных 
командиров и предъявил приказ о своем назначении. 

- Принимать эскадрон начинаю с первого взвода. Остальным приготовиться, - 
коротко заключил новый командир. 

Торба, которому предстояло показать хозяйство, немного смутился. Мрачноватый, с 
упрямым изгибом бровей, старший лейтенант всей своей фигурой, манерой кратко 
выражаться дал почувствовать, что от его глаз грехов не укроешь. 

Это было видно по тому, как он поступил с его другом Филиппом Афанасьевичем. 
Тот сидел под елкой, ожидая решения своей участи, и что-то рассказывал 
собравшимся вокруг него товарищам. 

- Чем сейчас занимаются люди по распорядку дня? - спросил Кушнарев у Торбы. 

Захар опешил. Стояли на месте два дня. Никто об этом не думал. И вообще после 
смерти Гордиенкова исполняющий обязанности командира эскадрона никаких 
расписаний не составлял. Командир каждого взвода устанавливал порядок, какой он 
находил нужным. 

- Да ничем... - смущенно ответил Торба. 

- В какое время водопой? - Комэскадрона отогнул рукав шинели и взглянул на часы.
 

- Утром, - ответил Торба. 

Пристальный, неотступный взгляд Кушнарева смущал Торбу все более и более. 

- А обед? - снова последовал въедливый вопрос. 

- Наперед коней поим, кормим, а потом сами едим, - ответил Торба. 

- Сначала накормить коня - неплохое правило, - заметил сухо Кушнарев и, 
обернувшись к Захару, добавил: - Бойцов по коням, быстро! 

При последнем слове комэскадрона так сверкнул глазами, что Захар, будучи сам 
неробкого десятка, внутренне дрогнул. 

Торба подал команду. Казаки нехотя поднялись, заплевывая на ходу цигарки. На 
месте остался один Шаповаленко. Сидя на корточках, он складывал в мешок сухари. 
Тут же на газете лежала жареная курица. 

- А вы какого взвода, товарищ? - подойдя к Филиппу Афанасьевичу, спросил 
Кушнарев.