Ошеломленный комдив быстро снял с головы папаху, обнажив морщинистый, 
вспотевший лоб. 

- Могу ли я так думать? - спросил он с удивлением. 

- А почему же ты мне с этакой улыбочкой говоришь, что я тебя обезоруживаю? 

- У меня положение такое... 

- Вот почему мне и нужен полк, чтобы вывести тебя из этого положения. 

Доватор наклонился к столу, взял донесение и схему Кушнарева и подал Атланову. 
Тот, пробежав по бумагам глазами, на мгновенье задумался. Он сразу оценил всю 
важность предстоящего дела и, поняв причину вспышки Доватора, мысленно осудил 
себя за необдуманные, обидные слова. 

- Ну, что скажешь? - в упор спросил Доватор. 

- Такой случай упускать нельзя. 

У многих людей с сильной волей и большим жизненным опытом есть золотое правило: 
откровенно признавать свой промах, быстро исправлять его и находить выход из 
любого затруднительного положения. Таким был и генерал Атланов. Глядя на 
Доватора загоревшимися глазами, комдив проговорил: 

- Я сейчас же отдам приказ высвободить людей из числа коноводов, оставлю по 
одному человеку на десять лошадей. Штабных писарей, лишних ординарцев, поваров, 
кладовщиков, музыкантов - в строй. Наберем людей, Лев Михайлович. Эту операцию 
надо проводить немедленно! А за то, что обидел тебя, прости. Разреши мне на 
деле исправить ошибку. Я не так, конечно, думал, как это тебе представилось, а, 
откровенно говоря, подозревал, что на этот раз ты ошибаешься. Но вышло наоборот.
 Брани, принимаю. 

Вскоре план предстоящей операции был еще раз совместно продуман и уточнен во 
всех деталях. Штабной аппарат Карпенкова работал согласованно, четко и быстро. 
Через час приказ был разослан в дивизии. Он гласил: "Комдиву 1 создать 
подвижную группу и нанести фланговый удар в районе Добрино, комдиву 2 силами 
двух полков способствовать развитию успеха атаками в направлении Горки - 
Борино". 

Завершением этой операции замысел противника обойти кавгруппу Доватора с юга 
сводился на нет. Атака была назначена на шесть часов утра. 

Доватор не спал. В ожидании офицера связи он тревожно прислушивался к каждому 
шороху. Перебирая на столе бумаги, он незаметно углубился в сводную строевую 
записку. 

Лицо Доватора омрачилось. После непродолжительного раздумья он взял чистый лист 
бумаги и написал было командарму подробную объяснительную записку. Но, вспомнив,
 что фронт растянулся от Балтики до Черного моря, он разорвал наполовину 
исписанный лист и бросил его в печь. Усталость и недомогание ломают все тело, 
но он не может лежать. Подойдя к двери, он негромко окликнул задремавшего 
адъютанта - капитана Курганова - и приказал прислать к нему Шаповаленко. 

Филипп Афанасьевич не замедлил прибыть. 

- Кони готовы? - спросил Доватор. 

- Да они всегда готовы. Только Сергей спрашивает, какого подавать и далеко ли 
будем ехать. Ежели далеко, то Сокола. - Зная, что генерал болен и ему ехать 
нельзя, Шаповаленко, откровенно говоря, тянул волынку. - А ежели близко, то 
Казбека. 

- Поедем в Добрино. 

- Да разве воно наше, товарищ генерал? 

- Оно всегда было наше, - устремив на казака усталые глаза, ответил Доватор. 

- Да там же немцы! 

- И я знаю, что немцы. Потому и еду. 

Такой ответ привел Шаповаленко в полное замешательство: "Уж не бредит ли 
генерал от высокой температуры?" 

- Вам бы надо, товарищ генерал, трохи отдохнуть. Цей самый грипп така 
проклятуща хвороба... - ласково, с тревожной озабоченностью сказал Филипп 
Афанасьевич и пустился в несвойственное ему медицинское рассуждение о теплых 
припарках и горчичниках. Сам он при лечении пользовался всегда одним и тем же