Вечером от Торбы он и сам слышал, что в Добрино прибыло много немцев, а генерал 
вдруг туда ужинать собрался. 

- Значит, правду коней готовить? А врач? - нерешительно спросил Филипп 
Афанасьевич. 

- Я сам себе доктор. Шагом марш к Сережке! А то и ужинать не возьму. 

Доватор, не обращая внимания на удивленного Шаповаленко, снова взял трубку и 
вызвал к себе начштаба. 

Через несколько минут они сидели за столом и, низко склонившись над схемой, 
разрабатывали детали операции. 

План в основном был готов, однако было существенное "но". Маловато людей. Когда 
начштаба показал последнюю сводку о потерях, Лев Михайлович сумрачно уперся 
глазами куда-то в угол. Такая блестящая возможность, и вдруг все срывается 
из-за нехватки нескольких сот бойцов. Доватор, соединившись со штабом армии, 
вызвал командарма. Его не было в штабе. Наштарм, одобрив замысел, предложил 
Доватору осуществить его имеющимися в наличии силами. 

- А где же обещанное? - иронически спросил Доватор. 

Наштарм упорно молчит в трубку, как будто речь идет о каком-то пустяке. 

Доватор продолжает просить: хотя бы один батальон пехоты, одну роту! Ну, одну 
"девушку Катю"! Опять отказ, а затем вежливое пожелание успеха. Разговор 
окончен. 

Доватор, заложив руку за борт кителя, прошелся по комнате. 

- Кадровая дивизия!.. - произнес он гневным охрипшим голосом. - Как она сейчас 
нужна мне, черт побери, а они даже роты не дают! - Остро глянув на Карпенкова 
воспаленными глазами, Доватор добавил: - Если мы упустим возможность нанести 
встречный удар, то больше двух дней нам здесь, на этом рубеже, не удержаться. 
Ты понимаешь? 

- Понимаю, Лев Михайлович. 

- Значит, отступать! Куда дальше отступать? Куда, я тебя спрашиваю? 

Никогда еще Карпенков не видел генерала в таком гневе. 

- Отступать мы не можем. Бить, крепче бить! Короткими ударами надо 
выбрасываться вперед. В данной обстановке это лучшее средство обороны. 
Наступление обескуражит противника, а в народе поднимет боевой дух и укрепит 
веру в победу. 

В эту минуту вошел Атланов. 

- Вы меня, Лев Михайлович, хотите совсем обезоружить, - подавая Доватору руку, 
проговорил с улыбкой комдив. 

Доватор отвел в сторону глаза. Сердце его сдавила горькая, незаслуженная обида. 
Напрягая все усилия, чтобы говорить спокойно и обдуманно и не обидеть зря 
комдива вспышкой раздражительности, он сказал: 

- Я не для спора вызвал тебя, Иосиф Александрович. У меня бремя не легче твоего.
.. Мы тебя хотим "обезоружить"? 

Он сел на кровать и продолжал: 

- Ты что же думаешь: генерал Доватор выпил утром коньяку, проглотил ломтик 
лимона, закурил, уперся глазами в карту, как бык в ручей, и, увидев свою 
глубокомысленную физиономию, решил, что ему надо командовать? Прочертил красную 
стрелу, изображающую атаку дивизии Атланова, потом взял лист бумаги и тем же 
карандашом написал: "Завершая удар на деревню, мы создаем противнику 
катастрофическую угрозу". Потом нарисовал другую стрелу, должную изображать 
своей закорюкой фланговый удар дивизии генерала Медникова. "Таким образом, в 
тесном взаимодействии двух массированных ударов, при поддержке подвижного 
резерва развиваем успех в направлении Козлики". Начальник штаба, разумеется, в 
восторге от гениального плана, моментально стряпает приказ, отхватывает в 
резерв полк. Ему наплевать, что Атланов растянул жиденькую оборону на десять 
километров и держится на "фу-фу", лишь бы документ был отработан по всей форме 
штабного искусства, а там как хочешь, так и выкручивайся - на то и генерал... 
Может быть, так мы командуем, генерал Атланов? 

- Да что с вами, Лев Михайлович?