- Очень трудно выполнить такой приказ, товарищ генерал. 

- А я вас об этом не спрашиваю, товарищ генерал-майор, - отчеканил командарм. 

Гордей Захарович, пощипывая ус, прищурился, веки у него набухли от бессонницы. 

- Почему соединение не получает боевой задачи? - тихо спросил Доватор. - Люди 
рвутся в бой, а мы их отводим на восток, даем шестидесятикилометровые марши на 
раскованных конях! 

- Люди рвутся в бой - это хорошо! А вы будете выполнять стратегическую задачу! 
- заметил Гордей Захарович. 

- То есть? 

- Оборонять Москву! 

Лев Михайлович, не понимая, взглянул на командарма. 

- Да! Будем отстаивать Москву, - не поднимая головы, тихо подтвердил командарм. 


- Отстаивать Москву! - неожиданно выкрикнул Доватор и порывисто встал. - А 
отдавать Москву никто и не собирается. 

- Совершенно верно! Наша задача заключается в том, чтобы разбить гитлеровцев 
под Москвой. Поэтому конские подковы не могут влиять на выполнение 
стратегической задачи. Армия отходит на новые рубежи. Вам приказано совершить 
быстрейший марш. В самом ближайшем времени вы получите боевую задачу... Только 
уже у нового командующего армией. 

Командарм медленно опустил голову. Аудиенция была закончена. 

Доватор, громко стуча шпорами, поднялся по ступенькам блиндажа наверх. 

В ясном и морозном безветрии грохот стрельбы был отчетлив и близок. Красноватый 
свет предвечернего солнца ложился на забрызганную грязью машину, на кочкастую 
дорогу, скользил по вереницам повозок, нагруженных разной кладью. Солдаты, 
дергая вожжами, понукали замученных лошадей, другие устало шли сзади. 

Доватор с грустью провожал глазами это невеселое шествие. Вдруг солдаты на 
повозках побросали вожжи и, соскочив на землю, пустились бежать по жнивью к 
молодому соснячку. Доватор, не понимая, в чем дело, приказал шоферу остановить 
машину. Выйдя из кабины, он услышал гул моторов. Впереди, над чернеющим лесом, 
летели самолеты со свастикой. Доватор стал было считать, насчитал шестьдесят и 
бросил... 

Земля стонала и вздрагивала от бомбовых разрывов. Сжав голову руками, Лев 
Михайлович сел на край придорожного кювета и огляделся. Самолеты бомбили район 
сосредоточения конницы. Присевший на корточки шофер выглядывал из кювета, как 
хорек из норы. Иногда он поворачивал голову и наблюдал за генералом. Тот полой 
бурки тер носки сапог. 

Самолеты продолжали выть и пикировать. Ближайшая от машины лошадь с повозкой 
свернула с дороги и, пришлепывая губами, тянулась к увядшей травке. От 
голодного нетерпения она громко звенела удилами и мотала головой. 

Доватор встал, отвязал от дуги повод и разнуздал лошадь. Та, словно в 
благодарность, коснулась его руки горячими губами и, тряхнув головой, жадно 
припала к траве. От прикосновения конских губ Доватор почувствовал внутреннее 
облегчение. Он наклонился, собрал растянувшиеся на земле вожжи и положил их на 
бричку. В передке ее лежала свернутая подушечкой плащ-палатка, а вся повозка 
была загружена подковами. Они связаны были пачками. Лев Михайлович потрогал 
одну из них, хотел поднять, но она была очень тяжелой. Самолеты уже скрылись, и 
от лесочка группками подходили бойцы. Хозяин повозки, что была с подковами, шел 
не торопясь, но, увидев генерала, припустился бегом. Остановившись перед 
генералом, он четко отрапортовал: 

- Ездовой конардива Семен Зорькин! 

- А где ваш конардив? - спросил Доватор. 

Солдатик смущенно пожал плечами. Был он молод, краснощек, в измятой короткой 
шинели и в натянутой на уши пилотке. 

- Не могу знать, товарищ генерал. 

- Куда же ты двигаешься?