горячими слезами, покориться жестокой судьбе?.. Можно ли забыть 
двадцатичетырехлетней женщине веселую свадьбу, пеструю, цветистую толпу 
белорусских девушек, голубоглазого жениха в вышитой сиреневой рубахе, крепко 
обнимавшего твердой рукой невесту? Он погиб, этот голубоглазый парень, навсегда 
остался в снегах Финляндии... Можно ли забыть белорусские родные поля, зелень 
лесов, колхозные стада породистых коров, которых доила ее мать Харитина 
Петровна, теперь лежавшая в бане, высохшая и холодная?.. Можно ли забыть отца, 
который брал ее, маленькую, пятилетнюю, на руки, с хохотом бросал на стог сена, 
приносил ей из лесу птичек, живых зайчат? И в тот день, когда она получила 
страшную бумажку из Финляндии, он не утешал Оксану - он пошел в избу-читальню, 
принес книжку Горького "Мать" и вместе с ней прочитал. Ни один доктор не 
придумал бы такого мудрого лечения!.. 

- Я, дочка, твой отец и обязан тебе помочь в великом горе. Но плохой был бы я 
батька, если бы плакал вместе с тобой, - сказал Григорий Васильевич. - Только 
так я тебе должен помогать, как мать в этой книжке помогает своему сыну. 

"Я должна помочь батьке и Доватору, - говорила себе Оксана. - Я ведь знаю, где 
немецкий штаб; надо немедленно сообщить, меня за этим и послали..." Но надо 
было и мать похоронить. Подумав, Оксана позвала Катю. Та дремала в углу 
предбанника, рядом с Петей. 

- Что ты, Оксана? - спросила Катя. Она быстро поднялась, села рядом с Оксаной и 
обняла ее. 

- Катя, надо завтра узнать, где батько мой, - тихо проговорила Оксана. - Ты 
здешняя, тебе легче... А я должна сегодня ночью уйти к полковнику. 

- А хоронить? - спросила Катя с дрожью в голосе. Жутко ей было оставаться одной.
 

- Это само собой, - отстраняясь от Кати, глухо проговорила Оксана. 

- Как же мне узнать? Это трудно... Его, может, куда-нибудь увезли... 

- Надо узнать, куда увезли! - решительно сказала Оксана. Ей казалось, что 
сейчас нет ничего невозможного. 

- Но как я узнаю, как? 

- Ты, Катька, тряпка! Боишься? 

- Оксана! 

- Ладно!.. Неси лопаты. Сейчас маму похороним. Я сама все сделаю... 

- Значит, я тряпка? - Катя встала и бросилась к выходу. - Сейчас пойду - немку 
убью... Увидишь, какая я тряпка! 

Оксана вскочила и поймала ее за руку. 

- Никуда ты не пойдешь! 

- Нет, пойду! - Катя свободной рукой достала из-за пазухи пистолет. 

Оксана еще крепче сжала руку Кати. 

- Пусти! - Катя пыталась оттолкнуть Оксану, но та была вдвое сильнее ее. 

- Ну что вы кричите! - послышался из предбанника плаксивый голос Пети. 

Девушки вздрогнули и притихли. 

- Ничего, Петечка, спи, - ласково проговорила Оксана. Прикоснувшись к Катиной 
щеке губами, тихо добавила: - Прости меня, я тебя обидела... Уронила голову на 
грудь Кати и зарыдала. 

Взошла луна, залила бледным светом полукружие ночного неба. С запада ползли 
облака. Над лесом и полями вспыхивали красные и зеленые полосы, рассекая мрак 
августовской ночи. 

Девушки рыли могилу и тихо перешептывались. 

Харитину Петровну похоронили на берегу речушки, недалеко от бани. 

На рассвете, попрощавшись с Катей, Оксана ушла в расположение полков Доватора - 
в леса Духовщины. 

Жена полковника Густава Штрумфа провела скверную ночь. Ей слышался в темноте 
таинственный шепот, чудились крадущиеся бородатые казаки в мохнатых шапках, с