Белорусский колхозник Григорий Гончаров стоит перед гитлеровским генералом, 
жилистый, загорелый, придерживая рукой изорванную штанину. На ковре - темное 
пятно крови. Старик упорно отмалчивается. 

Штрумф снял телефонную трубку, приказал отвести старика в гестапо. Потом вызвал 
командира танковой дивизии полковника Густава Штрумфа. Через две минуты ему 
доложили, что тот уже выехал к нему для внеочередного доклада чрезвычайной 
важности. 

Когда увели Гончарова, генерал приказал подать кофе. И может быть, первый раз в 
жизни генерал Штрумф выпил коньяк не из маленькой рюмочки, а из стакана - 
большим жадным глотком. 

ГЛАВА 11 

- Ты говоришь: сто тысяч казаков? 

- Да, отец. 

- Поэтому-то ты и упустил Доватора?.. Сто тысяч - это большая цифра. 

Генерал смотрит на сына сквозь сигарный дым, щуря свои выпуклые глаза и морщась,
 словно сигара была горькой, как хина. Полковник Густав Штрумф стоит перед 
отцом навытяжку. Он пунктуален в соблюдении субординации. Изящный, корректный, 
в золотом пенсне, надушенный французскими духами, худощавый, с продолговатым 
лицом, с прямым носом, полковник совсем не похож на отца. 

- Оперировать конницей численностью в сто тысяч на территории, занятой 
противником, - это, Густав, невозможно. Ты преувеличиваешь! говорит генерал, 
жестом приглашая сына сесть на диван. 

В смежной комнате денщик Вилли прикладывает ухо к стенке. Он вынимает из-под 
подушки блокнот и торопливо начинает стенографировать разговор отца с сыном. 
Вилли очень любопытен... 

- Небезызвестный вам майор Круфт утверждает, что он расшифровал радиограмму 
главной Ставки русских. Это будто бы официальный документ! Рукой в перчатке из 
тонкой коричневой кожи Густав трогает гладко выбритый подбородок. Он взволнован 
и нетерпеливо постукивает ногой. 

Генерал Штрумф снял трубку и вызвал свой штаб. Новых сведений не было. 

- Вот видишь, мой начальник штаба ведет разведку. Пока не подтверждается... 

- Но батальон, который я направил прочесывать лес, почти полностью истреблен, - 
прервал Густав. 

- Истреблен?! - восклицает Штрумф-старший, хмуря брови. - Почему ж ты послал 
один батальон? 

- Пока я лишился одного батальона. Если б я послал два... 

- Но я все-таки не верю этой цифре! - прерывает его генерал. - Если бы у нас в 
тылу очутилось сто тысяч казаков, нам оставалось бы только одно - бежать туда, 
где больше войск. Я знаю по той войне, что собой представляют казачьи 
соединения, когда их укрывает лес... 

- Может быть, это и ошибка, - покорно склонив голову, говорит полковник, - но, 
во всяком случае, их не менее двадцати тысяч, а этого вполне достаточно, чтобы 
причинить нам крупные неприятности. Двадцать третьего августа в районе Устье, 
Подвязье, Крестовая уничтожено девять гарнизонов... 

- Мне это известно, - снова прерывает его отец. 

- Надо принимать меры, - нерешительно говорит сын. Ему не хочется раздражать 
отца, тем более что у него есть еще одна щекотливая новость, которая совершенно 
неуместна в этой деловой обстановке. Но так или иначе, ее придется сообщить 
отцу... 

- Я поручаю это тебе, - говорит генерал Штрумф. - Ликвидировать Доватора 
необходимо в самом срочном порядке. Предупредить население, что за всякую 
помощь казакам - расстрел, за голову их атамана Доватора - сто тысяч марок. Еще 
что нужно для проведения этой операции? 

- Войска. Я прошу пехоту из группы "Гамбург" и артиллерию из группы 
"Клоппенбург". 

- При всем желании я не могу дать из группы "Гамбург" ни одного солдата. Это 
отборный резерв, предназначенный для наступления на Москву.