- Но мои танки ведь тоже предназначены для этой цели. Я понимаю, мы не можем 
откладывать удар на Москву. Русский поход мы закончим до снега, африканский - к 
весне. Летом мы будем на островах Великобритании, хотя бы у нас в тылу 
действовало пять Доваторов. Через несколько дней казачий атаман будет в вашей 
штаб-квартире. У меня есть план. 

Генерал искоса взглядывает на Густава. "Не таким хотел бы я видеть моего сына. 
Он, кажется, тоже намеревается топнуть ногой и сразу прикончить конницу 
Доватора", - опуская веки, думает генерал. 

Вилли наблюдает в щелочку за лицом генерала. 

Отец и сын молчат. 

Вилли быстро рисует в блокноте сердитого военного с обвислыми щеками, потом 
пририсовывает длинные усы, как у того казака, который грозил ему из конопли 
автоматом. 

- Если мы быстро не ликвидируем Доватора с его казаками, русские выиграют не 
один зимний месяц, а гораздо больше. Доватор тормозит наше продвижение на самом 
главном, на центральном участке фронта... Не пролог ли это контрнаступления? 
Его можно ожидать. В любой оборонительной войне оно неизбежно. 

- Русское контрнаступление? - Густав снисходительно улыбается. - Я ценю и 
уважаю ваш опыт, папа, но не могу с вами согласиться. Русские армии разбиты на 
всех фронтах. Немецкие войска у стен Ленинграда. Еще один удар - и мы будем в 
Москве... Русская армия не возродится никогда! 

- В стратегии существует правило: когда армии разбиты, это не значит, что они 
уничтожены, - строго говорит генерал Штрумф. - Покажи мне свой план уничтожения 
конницы Доватора. 

Густав протягивает ему папку. 

- Ты требуешь две дивизии? - просматривая бумаги, спрашивает Штрумф. 

- Всего необходимо три дивизии плюс тяжелая артиллерия для обстрела лесного 
массива в зоне двадцати километров! Бомбардировщики и истребители. 

- Хорошо. Я запрошу ставку. Необходимо уточнить данные разведки. 

- К двадцати четырем часам вы получите точные сведения. Мы перехватили 
кое-какие радиограммы. Они интересны... У меня еще... - Но, видя, что отец 
углубился в бумаги и его не слушает, Густав умолкает. 

- Мы сейчас будем обедать... - Штрумф смотрит на сына. - Ты еще что-то хочешь 
мне сказать, Густав? 

- Да, папа. Я приехал не один. Со мной Хильда. 

- Как очутилась здесь твоя жена? 

- Ты прости, папа... Каприз влюбленной женщины. Случайным самолетом прилетела 
из Варшавского воеводства. Она осматривала наше имение. 

- Влюбленная женщина прежде всего должна рожать детей, а не капризничать. - По 
лицу генерала пробежала слабая улыбка. - Ты разрешил ей приехать? 

- Нет, она не могла предупредить меня... 

- Разве в компетенцию Хильды входит осмотр имений? 

Он не признавал вмешательства женщин в мужские дела. Находясь на фронте, Штрумф 
лично руководил своими громадными сельскохозяйственными имениями в Германии, 
Пруссии, Польше и Чехословакии. Ежемесячно на специальных самолетах к нему 
прилетали с отчетами доверенные лица, управляющие, агенты колбасных и 
консервных предприятий. 

- Где ты ее оставил? 

- Она в машине. 

- Проси Хильду сюда... 

Войдя в подземную резиденцию командующего, Хильда подошла к свекру, обняла его 
за шею, поцеловала в щеку. Это была крупная, откормленная женщина. Ее покатые 
плечи светились нежно-белой кожей сквозь платье синего шелка. 

- Не сердитесь, папа! Мне очень захотелось увидеть Москву и... Хильда смущенно 
взглянула на мужа, опустила глаза.