прошептал: 

- Нервный ты человек, Алеша! Возьми-ка еще два ракетных патрона... Да пулеметик 
прихватил бы ручной... Я даю, Алеша!.. 

Шли тихо. Впереди бесшумно двигался Яша Воробьев. Встанет он замирает вся 
группа, присядет - то же делают и остальные. 

Спят в сарае фашистские солдаты... 

Алексей Гордиенков поднимает руку с ракетницей. 

Не успели еще погаснуть свечки кумачовых ракет, как пулемет Дегтярева в крепких 
руках Яши Воробьева ударил по сараю. 

Следом за ним заговорили трескучие автоматы, загремели выстрелы 
короткоствольных карабинов. Над сараем взвился столб кровавого пламени. Крышу 
сорвали гранатные взрывы. Послышались крики. 

ГЛАВА 7 

Полковой трубач Трегубов, пробираясь на командный пункт первого эскадрона, 
угодил на краю соснового бора под жестокий огонь и потерял коня. Чувствуя, что 
конь валится на правый бок, Трегубов с казачьей ловкостью вырвал ногу из 
стремени и соскочил на землю. Упав на живот, он слышал, как над его головой со 
свистом пролетал огненный веер трассирующих пуль. Трегубов все плотнее 
прижимался к земле, хвоя царапала ему щеки. 

Когда огонь стих, Трегубов, приподняв голову, увидел конские ноги с блестящими 
потертыми подковами, дергавшиеся в предсмертной судороге. Он подполз к седлу, 
расстегнул переметные сумы, трясущимися руками стал перекладывать патроны в 
вещевой мешок. 

- Ах, Мишка! Мишка! - шепнул он, не утирая катившихся по щекам горячих, 
попадавших ему в рот слез. На шелковистой, кудрявой от пота конской шерсти выше 
передней ноги вздрагивала и билась холодеющая мышца... 

Трегубов, вскинув вещевой мешок на плечи, пошел навстречу грохотавшему бою. На 
фоне ржаного поля далеко была видна его фигура, а за его спиной, как цветущий 
мак среди колосьев перезревшей ржи, горел на трубе малиновый вымпел. 

Чалдонов стоял на сером огромном валуне и смотрел в бинокль на горевший танк. 

Он торопливо прочитал донесение, отрывисто сказал: 

- Опоздали!.. - Скосив черные глаза, посмотрел на широкое, исцарапанное лицо 
Трегубова с грязными потеками на щеках. 

- Коня... - заговорил было трубач. У него вздрагивала и тряслась нижняя челюсть.
 

Но Чалдонов не видел и не слышал его. Он снова поднес бинокль к глазам. 
Посапывая, тяжело дышал. 

- Трегубов, - не поворачивая головы, крикнул Чалдонов, - быстро играй: 
"Коноводам первого эскадрона на галопе подать лошадей!.." 

- Да что вы, товарищ старший лейтенант! - Трегубов от удивления раскрыл рот. 

- Играй, говорю! - властно крикнул Чалдонов. - Кони чтобы были здесь через пять 
минут!.. Ну? - Рванул от глаз бинокль и зажал его в кулаке. Он был страшен в 
эту минуту и красив. 

Трегубов рукавом гимнастерки вытер дрожащие губы, приложил к ним трубу, надул 
щеки. "Трата-а-а-а! - резко взвизгнула труба и запела: Коноводам подать 
лошадей!.." Звонко и далеко полились звуки, убегая в густую зелень леса, 
проникая в самые тайные его уголки. 

Неизвестно, что могли подумать немцы, но казаки, забывая о свисте пуль, 
поднимали из окопов головы и с изумлением прислушивались. 

Что-то необыкновенно волнующее было в этих певучих звуках, призывное, тревожное,
 ободряющее!.. 

Через двадцать минут эскадрон был на конях. 

Чалдонов, оставив на поле несколько пулеметов, приказал выдвинуть их ближе к 
деревне и дать огонь по северной окраине, не выпуская немецкую пехоту. После 
крика "ура" огонь прекратить. Сам же на широком аллюре повел эскадрон в 
направлении Подвязье - на юг. Но, войдя в ближайший лес, неожиданно круто