Спустя год, на первомайском параде, верхом на красивом коне каурой масти, Алеша 
ехал под знаменем кавалерийского полка. На ярко блестевшей в лучах солнца 
фанфаре пламенел малиновый вымпел. На голове у мальчика была красная фуражка с 
белым околышем. 

В равномерной поступи конницы, в ритме торжественного марша Алеша плыл, как на 
крыльях, в недосягаемую высь. Вместе с ним в прозрачной синеве майского неба 
плыла, летела могучая песня... 

...И с первых дней Отечественной войны летела песня за боевым стягом дивизии... 


ГЛАВА 1 

В раскрытые окна штаба кавгруппы скользнули солнечные лучи. На выбеленных 
стенах колхозной конторы, где помещался штаб, заиграл зайчик. Вот он задержался 
на алеющей макушке кубанки сидевшего за столом подполковника, потом скользнул 
по зеленым пятнам боевой карты, перепрыгнул на лицо. Подполковник Холостяков 
прищурился и сморщил широкий, с поперечным рубцом нос. 

От опушки леса, через белесое поле перезревшего овса, ветер доносил песню! 

Собирались казаченьки, собирались на заре... 

Подполковник встал, поправил скрипнувшие на плечах полевые ремни, подошел к 
окну. 

По улице двигался эскадрон, сутки находившийся в сторожевой заставе. Кони 
вскидывали головами, позванивали кольцами уздечек и перекатывали челюстями 
надоевшие трензеля. Предчувствуя отдых, они требовали повода. 

Лица кавалеристов казались Холостякову напряженными и мужественно суровыми. Он 
долго смотрел на запыленные лошадиные крупы, на клинки, привьюченные у передних 
лук и поблескивающие медными головками эфесов. 

Послышалась протяжная команда: "Повод!" - и эскадрон перешел на малую рысь. 

Спустя немного времени мимо окон штаба на статной бурой масти ахалтекинке 
проехал майор. Заметив подполковника, он поднес руку к кубанке, ловким 
движением корпуса, присущим только истому кавалеристу, повернул лошадь к 
воротам и так же ловко на ходу выпрыгнул из седла. Оставив повод на передней 
луке седла, он любовно похлопал кобылицу по крутому, словно выточенному крупу, 
почесал ей левую паховину, ослабил подпругу, легонько толкнул ее плечом и, 
улыбнувшись, что-то шепнул ей в ухо. Красавица кобылица, искоса взглянув на 
хозяина, жевнула трензеля, мотнула головой и, круто повернувшись, покачиваясь 
на сухих тонких ногах, пружинистым шагом пошла навстречу подъехавшему коноводу. 
Майор гордо закинул назад голову и, попыхивая папироской и блаженно улыбаясь, 
смотрел ей вслед. Лошадь эту майор недавно выменял в стрелковой части. 

- Ну, заходи, заходи, хватит нежничать, - глядя в окно, хмурясь, проговорил 
подполковник. 

Майор Осипов, придерживая рукой серебряную кавказскую шашку, по-кавалерийски 
косолапя, вошел в избу. Подполковник Холостяков громко распекал кого-то по 
телефону, требовал к себе оперативного дежурного. Майор, не дожидаясь 
приглашения, сел на серый матерчатый диван. 

Позванивая шпорами, вошел капитан, оперативный дежурный. Осипов его знал. 
Вошедший был высокого роста, держался он по-строевому, прямо, что больше всего 
нравилось майору Осипову. Сознавая собственную неуклюжесть и сутуловатость, он 
особенно любил людей с хорошей выправкой, что, по его мнению, характеризовало 
"душу" военного человека. "Почему такой строевик торчит на адъютантской службе? 
Вот зацепить бы его в полк! У меня нашлась бы должность..." 

Приняв командование полком, Осипов мечтал подобрать самый лучший командный 
состав. 

- Оперативный дежурный капитан Наумов по вашему приказанию прибыл, отрапортовал 
вошедший. 

- Разведка все еще не вернулась? - спросил подполковник Холостяков. 

- Пока нет. Справляюсь каждые полчаса. Как вернется, доложу немедленно. - Голос 
у капитана был мягкий, приятный. 

Подполковник, подперев рукой начинавшую седеть голову, смотрел в окно. 

- Неужели опять напоролись? - произнес он.